Всё, что в тебе есть - [9]

— А как скоро я смогу ходить? — спросил я наконец.

— Через три-четыре дня сделаю тебе костыли, — пообещала она. — Тебе придется попрактиковаться, если ты хочешь вовремя вернуться к своему кораблю.

— Итак, я застрял здесь на три или четыре дня, — безрадостно констатировал я.

— Мне очень жаль. — Голос ее был полон сочувствия. — Я пытаюсь обеспечить тебе весь возможный уход и покой, однако ты очень слаб, и твоя температура остается высокой. Боюсь, тебе не удастся по-настоящему познакомиться с планетой.

— Откуда тебе известны мои цели? — вскинулся я.

— А зачем еще тебе было прилетать сюда? — спокойно ответила Ребекка. — Сегодня ночью я помогу тебе перебраться в пузырь. Тебе придется побыть там; ты слишком слаб для дальнего перехода.

— Согласен, — признал я со вздохом. — Придется потерпеть скуку. Чертовски жаль, что я не прихватил с собой дисков для чтения.

— Мы можем побеседовать о любимых книгах, — предложила Ребекка. — За разговором время пойдет веселее.

Не знаю почему, но сам факт, что она читает, поразил меня. Все читают, конечно, но я все-таки был удивлен.

— И кого же ты любишь читать?

— Сиско, Яблонского и Хедбурга.

— Смеешься! — воскликнул я. — Это же мои любимые авторы! Что ж, будет о чем поговорить после обеда.

И мы поговорили. Мы говорили и говорили часы напролет, и не только о книгах. За всю свою жизнь я не чувствовал себя настолько уютно в чьем-либо обществе. Мы беседовали о надеждах и мечтах, о сожалениях… обо всем. Это было удивительно: каждая моя мысль, каждое тайное желание находили отклик в ее душе. И когда мы смолкли, пауза не сделалась тягостной, такой, когда хочется говорить, чтобы только как-то нарушить ее. Мне было столь же приятно смотреть на Ребекку, как и слушать ее голос. Она выросла на чужой планете, в тысячах световых лет от Земли, и я ничего не знал о ней: где она живет, что делала до того, как спасла мою жизнь, я не знал даже ее фамилии… и все же, перед тем как уснуть, успел подумать, что чуточку влюблен в нее.

Не знаю, сколько я проспал. Я проснулся, ощутив, что Ребекка накладывает какую-то целебную мазь на мои израненные щеки и шею.

— Не шевелись, — ласково приказала она. — Сейчас заканчиваю. Я постарался не шевелиться, пока она делала перевязку, а потом открыл глаза и понял, что мы находимся внутри пузыря.

— Интересно, каким это образом ты сумела дотащить меня сюда, — удивился я. — Должно быть, я действительно глубоко отключился, раз не проснулся, пока ты переносила меня.

— Я сильнее, чем может показаться, — улыбнулась она.

— Ладно, — смирился я. — А теперь дай мне руку и помоги выбраться на свежий воздух.

Она было протянула мне руку, но вдруг застыла на месте.

— В чем дело?

— Я вернусь через десять минут, — скороговоркой сказала она. — Только не пытайся встать без моей помощи, чтобы не повредить лубок.

— Что случилось? — переспросил я. — С тобой все в порядке?

Однако она уже подбежала к соседней рощице и исчезла среди деревьев.

Странный поступок. Может, моя спасительница съела что-то неудобоваримое и ей стало дурно?

Я решил попробовать подняться самостоятельно — вопреки ее приказу. Дело чуть не завершилось катастрофой. Нога изогнулась так, что я просто не смог довести движение до конца. А когда попытался привести ее в божеский вид, то оказалось, что бинты намокли и от них скверно пахнет. Я провел по бинтам пальцем: он окрасился, но не кровью, а чем-то желто-зеленым. Хороший это знак? Плохой?

Наконец Ребекка вернулась — в столь же безупречном виде, как и прежде. Бросив короткий взгляд на мою ногу, она упрекнула меня:

— Я же говорила, чтобы ты не пытался встать без моей помощи.

— С ногой происходит что-то неладное, — поделился я. — От нее пахнет… и потом, она мокнет.

— Знаю, — сказала женщина. — Я все исправлю. Верь мне, Грегори.

Я вгляделся в ее лицо и к собственному недоумению обнаружил, что действительно верю ей. Одинокий, больной, оторванный от дома, я находился на попечении лечившей меня листьями и травами девушки, которую знал всего пару дней, но тем не менее доверял ей. Я был почти уверен в том, что если она прикажет мне шагнуть с края утеса, то без раздумий сделаю это.

— Кстати, о здоровье, — сказал я, — а ты сама-то как себя чувствуешь?

— Прекрасно, Грегори, — отозвалась она. — Но мне приятно слышать, что это волнует тебя.

— Еще бы не волновало, — улыбнулся я. — Ведь моя жизнь зависит лишь от тебя одной.

— Но волнуешься ты не поэтому, — заметила она.

— Да, — согласился я, — верно. Настало недолгое молчание.

— Ну, ты готов выйти наружу? Я помогу тебе добраться до того дерева. Ты можешь сесть, привалившись к нему спиной, а ветки и листья укроют тебя от лучей солнца. В полдень здесь бывает довольно жарко.

— Готов, — сказал я.

Взяв обеими руками мою правую руку, она потянула. Минутное усилие — и я уже стоял на ногах.

— Обопрись о мое плечо, — велела она, помогая мне повернуться к выходу из пузыря.

Скорее подпрыгивая, чем ковыляя, я выбрался наружу. До дерева оказалось футов сорок. Когда я преодолел половину этого расстояния, моя здоровая нога попала в какую-то крысиную нору, и я потерял равновесие. Протянув руку, я попытался ухватиться за блузку спутницы, и странное дело — вместо того чтобы вцепиться в ткань, пальцы мои скользнули по ее нагой коже. Я видел блузку, однако на девушке ее не было. Ребекка нагнулась, пытаясь удержать меня, и рука моя прикоснулась к ее обнаженной груди, провела по соску, по голому бедру, а потом я рухнул всем телом на землю. Меня пронзила адская боль.