Все что нужно ей - [28]

— Где-то половину.

— Мы что, так и пойдём пешком до самого города? — съязвила я.

— А мы не в город идём.

Я в растерянности моргнула.

— А куда?

— В одно место. Там переночуем, а завтра в город поедем.

— Но… почему?

Он смерил меня долгим взглядом.

— Так вечером банки не работают.

Я зло выдохнула, даже не нашлась, что ему сказать, рот открыла, а после отвернулась в негодовании. Гришка же привалился спиной к стволу дерева и хохотнул. А затем руку ко мне протянул и накрыл ладонью мою коленку, сжал, чего я уже не стерпела и по наглой руке его стукнула.

— Не трогай меня.

— Хватит уже злиться. У тебя даже щёки горят.

— Всё из-за тебя!

— Да я не сомневаюсь, — ухмыльнулся он. Руку с моего колена убрал не сразу, смотрел на свою ладонь, и вроде бы раздумывал о чём-то. Потом опомнился и поднялся на ноги, мне руку подал. — Пойдём. Пить хочешь?

Я головой покачала. А потом осторожно поинтересовалась:

— Гриша, а что они тебе сделают, если поймают?

— Ничего хорошего, — ответил он, правда, вполне равнодушно.

Из леса мы вышли только через два часа. К тому времени я, признаться, уже была уверена, что мы заблудились, а Гришка попросту стесняется мне в этом признаться. Я время от времени замечала, как он начинает оглядываться, но заставляла себя молчать и не задавать вопросы, которые его, без сомнения, только больше разозлят. Но потом лес кончился, и я вздохнула с облегчением, а про себя прикинула: это сколько же километров мы по лесу прошагали? Теперь была уверена, что сама бы никогда не выбралась к людям, заблудилась бы и сошла с ума от ужаса вблизи болота. А сейчас, стоя на опушке, и оглядывая открывшийся мне вид, я с огромным изумлением увидела вдалеке дорогу, и двигающийся по ней автомобиль. — С возвращением в цивилизацию, — без особого восторга проговорил Гриша и начал спускаться с пригорка. Обернулся на меня. — Ты идёшь?

Я, позабыв об усталости, кинулась его догонять. И зачастила:

— Гриша, а нам ещё далеко идти? А шоссе где? Ты говорил, что здесь шоссе… Надеюсь, душ там, куда мы идем, есть?

— Есть.

— Что?

— Душ есть, а теперь заткнись.

Хам и мерзавец.

Через час мы вошли в деревню. Всего пара десятков домов по обе стороны улочки, но я увидела людей, мальчик лет восьми проехал мимо нас на велосипеде, у палисадников, полных цветов, стояли автомобили, а на краю деревни даже продуктовый магазин обнаружился. Я вдохнула полной грудью, ощутив себя свободной. Почти свободной. Но в деревне мы не задержались, прошли по единственной, а оттого главной улице, и вскоре уже пересекали поле, поросшее лютиками, ромашками и клевером. Гриша снова держал меня за руку, словно боялся, что я бежать надумаю — к людям, на помощь звать начну, а я шла, щурилась от яркого солнца и улыбалась цветочкам и бабочкам.

— Настя.

Я посмотрела на него. Гриша странно щурился, глядя на меня с непонятным подозрением.

— Чему ты радуешься?

Я пожала плечами, удивленная его вопросом.

— Ничему. Просто… Красиво.

— Красиво?

Я начала злиться.

— Что ты хочешь от меня?

Он дёрнул меня за руку, весьма нелюбезно.

— Ничего. Шагай вперёд, хватит цветочками любоваться. За две недели не налюбовалась, что ли?

— Нет, — огрызнулась я. — Я за тобой наблюдала.

Гриша хмыкнул.

— Да? И что ты вынесла из своих наблюдений?

— То, что ты хам и мерзавец!

— Ценная информация.

Я руку свою решительно освободила, обогнала его и зашагала впереди.

— Жду не дождусь, когда избавлюсь от тебя, — заявила я через минуту, правда, не оглянулась на него. И услышала в ответ:

— Взаимно.

От злости я ускорила шаг, а потом взвизгнула, когда прямо у моего лица зажужжала пчела. Я руками замахала, отпрыгнула, а затем в гневе обернулась, услышав за спиной смех.

Больше я с Гришкой не разговаривала, даже не просила его остановиться и передохнуть. Ноги гудели от усталости, голова болела, и хотелось пить, но я упрямилась и не произнесла ни слова. Но от Гришки поотстала на несколько шагов, и теперь разглядывала его спину, широкие плечи и мощную шею. Сверлила взглядом непробиваемый затылок и мечтала о том, с каким удовольствием я взгляну на него в последний раз, после чего повернусь и уйду. И случится это совсем скоро. В последний час нашего путешествия я его попросту ненавидела. Настолько увлеклась, что про усталость забыла. И поэтому когда мы вошли в довольно крупное село, я шла по дороге, печатая шаг, без всякого интереса поглядывая по сторонам, а думать могла только о своей ненависти. Я её лелеяла, я хотела ненавидеть этого человека ещё сильнее, и с усердием взращивала в себе это чувство. А потом Гриша вдруг свернул к воротам одного из домов и без всяких сомнений толкнул калитку. Обернулся на меня.

— Входи.

Я остановилась, взглянула с подозрением.

— Чей это дом?

— А тебе это надо знать? Входи, говорю.

Я сомневалась, и буквально заставила себя войти во двор. Калитку Гриша за мной закрыл и сразу замер, а я тут же раскаялась в своей доверчивости, уверенная, что попала в очередную ловушку. Но окинув взглядом двор, немного успокоилась, увидев детские качели и велосипед, прислоненный к стене дома. Да и сам дом выглядел неплохо: не шикарный, но добротный, двухэтажный, слева от крыльца большая клумба с цветущими пионами. А на заборе палисадника висел ковёр, видимо, для просушки. Пока я оглядывалась, на крыльце появился ребёнок, девочка лет восьми, посмотрела на нас с особым интересом, руку в бок упёрла и закричала в открытую дверь: