Всё бывает - [98]
Зачем? Ведь мне ничто не угрожает…
– Стой! Не тронь его!!!
Кричал Гермий. Кричал не мне.
– Ты б себя видел!
– За меч схватился…
– …окаменел!
– Будто на тебя Медуза глянула!
– …или ты на нее…
– Глаза белые, пустые. Меч над головой…
– Как ты его поднял?!
– Он же тяжеленный! Я проверял…
– А потом ка-ак оживешь!
– Мечом ка-ак махнешь!
– …мы шарахнулись…
– А ты опять каменный.
– Наставник Поликрат велел аор тебе больше не давать.
– Никогда. До самой смерти.
– Будешь просить, не дадим!
– Даже близко не подпустим!..
Вы умерли, мои братья. Вы тени. Некому теперь не дать и не подпустить.
Некому даже рассказ продолжить.
4
Лукавый, Пустышка, Податель Радости
Гермий не мог понять, что же он все-таки чувствует.
Упорство сестры вызывало у него странную смесь раздражения и восхищения. Годами, десятилетиями гоняться за крылатым конем? Терпеть поражение за поражением? Сделаться одержимой, сойти с ума от этой погони – и все же поступиться, позволить смертному совершить то, что не удалось богине… Да, это и впрямь достойно восхищения.
По меньшей мере, уважения.
Природа, напомнил себе Гермий. Природа Афины: мудрость и военная стратегия. Беллерофонт – средство, инструмент. Главное – результат.
Сейчас Афина была как никогда близка к результату. А Гермий как никогда страстно желал ошибиться. Пусть сестра докажет свою правоту! Пусть у нее все получится! Испытание пройдет успешно, Беллерофонт сгоняет с молнией к Океану и обратно, мы уведомим отца, отец возрадуется, парень доставит пучок молний Зевсу…
Отец получит оруженосца. Афина – отцовскую благодарность. Жеребенок… Нет, пожалуй, уже молодой жеребец – бессмертие и почетную службу. Все довольны, все счастливы. Один я, напомнил себе Гермий, не получу ничего, включая ответы, ради которых я пас жеребенка все это время. Что ж, неудовлетворенное любопытство – умеренная плата за то, что может случиться в противном случае.
Если опасения оправдаются, мы вообще не расплатимся.
Молния не сожгла Беллерофонта, восседающего на Пегасе. Такой исход был бы не лучшим, но приемлемым. Гермий считал его маловероятным и оказался прав. Укрыт плащом невидимости, осторожней лисы, высовывающей нос из норы, Податель Радости наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Зависнув над южным склоном Этны, смотрел, как стремительно увеличиваются конь с седоком, как, распахнув мощные крылья, взмывает ввысь двухтелая тень со сверкающим перуном в деснице…
Дротик, ужаснулся Гермий. Он держит молнию, как обычный дротик! Без опаски, без почтения и трепета. Словно готов метнуть ее в любой момент, уподобившись Громовержцу. Кто тут у нас прячется в кустах? Кто хрюкает, подражая вепрю? Этот парень никогда не промахивается…
Плохо? Бог не знал.
Опасно? Да, наверное.
Насколько плохо и опасно? Бог не знал. Может, обойдется. Давай, парень, шептал Гермий, не замечая, что губы шевелятся, рождают слова. Лети и возвращайся! Не делай глупостей…
Пегас вырос, заполнил небо над Тринакрией. Крылья с гулом взбивали воздух в плотное масло, давая надежную опору двухтелому существу. Почему он медлит? Почему не летит на запад?
Чего ждет?!
Словно отвечая на вопрос, в зените проступила, забрезжила огнистая радуга. Перун в руке Беллерофонта ожил, меняя форму и цвет, превращаясь в золотой меч-аор. Меч и радуга тянулись друг к другу, желая слиться в единое целое, и все не могли дотянуться. Радуга делалась ярче, бледнела, истончалась, мерцала, исчезала в синеве, чтобы проявиться вновь, изогнуться луком, достать, отпрянуть, съежиться, опять вырасти…
Она словно терзалась, сомнениями: хватит ли сил? решимости?!
Гермий уже было уверился: все обойдется. Радуга отступит, сгинет, Беллерофонт слетает к Океану и вернется, все получится, как хотела сестра… Поглощен зрелищем, успокаивая себя наивными упованиями, он самым преступным, самым унизительным образом забыл о главном. О том, что рядом есть та, кому всегда хватало и сил, и решимости.
– Стой! Не тронь его!!! – завопил Гермий, бросаясь Афине наперерез.
Он опоздал.
Мудрость не нуждалась в его советах. Плевать хотела военная стратегия на его приказы. Обещание подчиниться? Неисполненных клятв – что капель в море. Одной больше, одной меньше. С другой стороны, Гермию обещали, что прекратят испытание, если он того потребует? Требования не понадобилось. Видя, что творится в небе, Афина сама решила прекратить испытание: раз и навсегда.
Способ, который она избрала, был в природе Афины.
Облечена в боевую ипостась, Воительница взмыла ввысь, занесла копье для фатального броска. Рискуя загнать крылатые сандалии, как загоняют до смерти лошадь, Гермий рванул наперерез. Змеи жезла развернулись с яростным шипением, превратились в пару живых удавок: впиться, оплести, спеленать, не позволить…
Даже находясь в воздухе, он ощутил, как дрогнула внизу земля. Могучие лапы обхватили легконогого бога, стиснули мертвой хваткой, прижали руки к телу, не давая шевельнуться, грубо прервав полет. Никогда раньше Гермий не видел, как хромой кузнец взлетает в небо одним прыжком. Не увидел и сейчас; да что там! – просто забыл о колченогом брате.
