Всадники - [120]

Урос оторопел. Да как он смеет называть подобную цену?! «О, Аллах, в этом наглом саисе я вижу твое справедливое возмездие!»

Его молчание испугало Мокки: «Я видно, совсем сошел с ума, думая о таких деньгах. Урос никогда столько не заплатит».

— Поверь мне, — начал он вновь, жалобно, — я даже на секунду не подумал о подобной цене. Ты же не бей и не хан, я понимаю, но все же…

— Сколько?

— О, ничего невозможного, — ответил Мокки, неуверенно улыбаясь. — Столько, чтобы заплатить за невесту, купить дом и участок земли и все, что нужно для начала.

— Сколько? — повторил Урос.

— Завтра утром я принесу тебе счет.

— Тогда уйди сейчас с моей дороги, — сказал Урос и поехал прямо на саиса, который едва успел отскочить в сторону.

— Я предложил коня тебе только потому, что ты был его первым, настоящим хозяином, — закричал Мокки ему вдогонку. — Но если ты не согласен с моей ценой, то я легко найду другого покупателя на базаре Даулад Абаза!

Урос въехал в конюшню. Прыгая на одной ноге, он расседлал коня и освободил его от уздечки. Едва он это сделал, как конь лег на солому и заснул. Урос почесал его широкий лоб, затушил огонь в лампе и пропрыгал обратно до юрты.

Но он не смог спать там. Воспоминания о Серех, о ее стонах, ее коже и ее запахе — не давали ему покоя и нагоняли странную, щемящую тоску. Он поднялся и, вернувшись в конюшню, улегся на солому возле коня, подложив седло под голову.

«Совсем он устал», — подумал Урос, проведя рукой по мокрой от пота спине Джехола. Ноздри коня вздрагивали, повторяя ритм его шумного дыхания.

— Отдыхай, отдыхай — зашептал ему Урос. — Завтра о тебе позаботятся, вычистят, накормят, все как полагается.

Урос закрыл глаза. Завтра утром… Мокки… деньги… Откуда их взять? У него не было ни одного афгани. Он жил на деньги отца. Договорится о контракте на следующий бузкаши-сезон и отдать за коня аванс? Но кто решит взять его, калеку, в игроки? А от всех ста тысяч афгани, которые он заставил Серех сжечь, остался только ворох серого пепла.

Но согласиться, чтобы Джехола продали другому? Невозможно. Скорее он убьет Мокки. А потом? Тюрьма… А Джехол, что с ним потом будет?

Урос прижался к теплому брюху коня. Но в эту ночь, сон к нему так и не пришел.

В этот час, как и каждое утро, Турсен пытался высвободиться из цепей судорог, которые держали все его тело в застывшей неподвижности. Он пока не смог встать, лишь опустил ноги с топчана на пол, и в этот момент сильный шум и крики донеслись до него из-за двери.

«Нет, я тебя умоляю! Тебе нельзя входить!» — кричал Рахим, — «Никто не должен туда входить, даже ты!»

А голос Уроса отвечал:

«Заткнись и пусти меня по-хорошему, бача! А не то!»

Турсен обомлел от неожиданности.

О всемогущий Аллах! Быть застигнутым в таком вот положении, как он сейчас, сидящим на постели, посреди скомканных простыней, в длинной рубахе, без тюрбана, с торчащими во все стороны волосами, — жалкий старец с двумя палками в слабых руках. Да еще предстать таким не перед кем-нибудь, а перед Уросом, своим сыном, который никогда не должен видеть его в таком недостойном, неподобающем виде.

В коридоре раздались звуки ударов. «Мои руки, ой, мои руки!» — завопил Рахим.

И дверь распахнулась.

Турсен в отчаянии напряг все свои силы, чтобы хотя бы подняться с постели, но ему не удалось сделать и это. Он покраснел от стыда. Но тут, когда он хотел было закрыть лицо руками, из коридора он услышал слова Рахима, который кричал в дверь, которую Урос уже закрывал за собой:

— Прости своему баче, о господин! Прости! Он побил меня своими кривыми палками!

И Турсен тут же успокоился. Урос вошел в комнату, но он пришел на костылях. Самый высокомерный из мужчин, отбросил свою гордость и явился к нему не размышляя о том, как он на них выглядит.

«И что мы все время прячемся друг от друга? — подумал Турсен. — Разве же мы не отец и сын?»

— Я должен, непременно должен поговорить с тобой еще до того, как ты уйдешь! — возбужденно обратился к нему Урос.

— Я слушаю, — ответил Турсен дружелюбно.

— Мокки надумал жениться.

— Я знаю, — кивнул головой Турсен. — Вчера, когда ты ускакал на Джехоле, Аккул говорил со мной об этом. Мокки хочет взять себе одну из его дочерей.

— Так ведь не только ее он должен оплатить, — глухо прорычал Урос. — Они же должны где-то спать и что-то есть! И этот ублюдок, этот сын греха, решил продать Джехола!

— Джехол принадлежит ему, — возразил Турсен тихо. — Он может делать с ним все, что ему вздумается.

— Нет, именем пророка, нет! Джехол не будет продан, нет! — закричал Урос и застучал костылями по полу.

— Успокойся, — протянул к нему руку Турсен. — Ты же упадешь.

И это его замкнутый, скрытный сын… Что его так изменило?

— Сядь! — приказал он ему.

Урос сел на постель и поставил костыли рядом с собой.

— Теперь говори.

— Конь должен быть моим, — произнес Урос со страстной решимостью.

— На земле есть и другие лошади, — осторожно заметил Турсен.

— Но только один Джехол! Нет подобного ему!

Турсен некоторое время молчал и думал: «Да. Как же все люди похожи! Сотни наездников я знал, и для каждого из них именно его лошадь была самой лучшей, несравненной лошадью на земле. Конечно, для человека, который привязан к своему коню — это естественно, но для Уроса?»