Всадник времени - [94]

Конечно, он не хотел втягивать свою армию в Ленинградскую битву. Он и сам столько всего передумал в связи с этим. Да, было очень много воспоминаний, связанных с Петербургом. И служба в свите царя, и генеральный штаб, и город молодости... Многое. Но главным, в конечном счёте, было вовсе не это.

Как полководец, организатор военных действий, глубоко знающий всю их сложность и подоплёку, он хорошо понимал, даже ощущал физически, — какая это мощная мясорубка — битва за такой огромный город, как Ленинград. И он не хотел, не мог допустить свою армию в эту гигантскую мясорубку. И не допустил. Пока...

...Вслед за офицерами охраны секунд через десять в проёме открытой дверцы «кондора» показался Гитлер. Он был в своём безупречном однобортном кителе оливково-желтоватого цвета с маленьким круглым партийным значком на груди слева, привинченном к гладкой и плотной шерстяной ткани кителя под клапаном нагрудного кармана, и расположенным прямо под ним своим неизменным солдатским Железным крестом 1914 года.

С ремнём и портупеей через плечо. В белой рубашке с тёмным галстуком.

Маннергейм отчётливо видел его лицо, на которое под ярким солнцем пала чёткая тень от козырька его фуражки. Тень, почти закрывшая всё лицо. Но он был спокоен. Окинул внимательным быстрым взглядом встречающих. Сделал шаг на трап.

Следом из самолёта вышел Кейтель. Не спеша, но, отставая от фюрера не более чем на шаг, фельдмаршал осторожно, значительно менее уверенно, чем фюрер, ступал по трапу.

Барон был наблюдателен. Любил и умел анализировать детали. И какая-то, даже едва заметная, неуверенность в походке этого человека не прошла мимо его внимания. Маршал хорошо знал Вильгельма Кейтеля, начальника штаба Верховного главнокомандования.

Это был волевой, уверенный в себе человек, теоретик и практик военной стратегии. И Маннергейма озадачило: почему движение немецкого полководца по трапу показалось ему неуверенным, не таким жёстким, твёрдым и спокойным, как обычная манера поведения германского фельдмаршала, каким его знал Маннергейм.

Может быть, только потому, что он сопровождал всесильного фюрера? И сопровождал один? Ведь несколько сопутствующих офицеров не в счёт. Война, стратегия, резервы, переговоры с финским командованием, с ним, с Маннергеймом. Всё это — Кейтель. И сам Гитлер. Может быть, поэтому?..

...Финские солдаты и офицеры приветствовали Гитлера поднятой вверх вперёд правой рукой — так им было приказано — нацистским приветствием. Маннергейм приложил ладонь к козырьку, строго отдавая честь. Он всегда умел сохранять достоинство в полной мере.

Спустившись с трапа, Гитлер выслушал несколько приветственных слов президента Рюти, поздоровался за руку с ним и Маннергеймом, поднятием правой руки ответил на приветствие офицеров и солдат.

С едва заметной, почти скрытой улыбкой, двумя словами, но высокопарно, поздравил барона с присвоением ему звания маршала Финляндии. Об этом он уже, конечно, знал.

Медленно, под звонкие бравурные звуки медных труб военного оркестра, обошли строй почётного караула.

Маршал шёл рядом с президентом Рюти и канцлером Германии, отдавая честь почётному караулу. Чуть сзади шагал Кейтель. Гитлер, разумеется, весьма тонко чувствовал психологию финского полководца и не разговаривал ни с ним, ни с президентом.

Он был хорошо информирован о людях, встречающих его. Но президент интересовал его, пожалуй, в меньшей степени, чем Маннергейм. Гитлер держал в своей цепкой памяти много всего об этом человеке, который был даже награждён несколькими Железными крестами Германии.

Фюрер хорошо помнил стратегию, выбранную бароном в Зимней войне тридцать девятого. Когда большая Россия, громадный Советский Союз не смог победить маленькую Финляндию. Но эта война помогла тогда ему, рейхсканцлеру, в расстановке стратегических сил и, конечно же, ослабила Советский Союз.

Однако Зимняя война и ввела канцлера в заблуждение о мнимой слабости Красной армии. Но это стало понятным уже много позднее.

Гитлер помнил и о положении барона при императоре России. Даже ознакомился с войсковыми операциями в Польше и Галиции, где очевидный полководческий талант Маннергейма и его храбрость, действия его кавалерийской бригады позволили изменить ход операций, выиграть их российским войскам. А, порой, спасти от разгрома подразделения и части русских стрелков. Причём барон не потерял при этом почти никого из личного состава своей бригады.

Фюрер придавал большое значение деталям, не забывал их никогда и, разумеется, использовал в своих целях. Изучая материалы о финском маршале, он искал слабые места в его характере, личности. И не находил. Это вызывало его недовольство, раздражало его. Но он даже самому себе не желал в этом признаваться. Он помнил и то, что за войну 1914 года барон награждён орденом Святого Георгия. Правда, IV степени. Но всё равно — золотым, высшим военным орденом России.

Он знал о Маннергейме всё. Или почти всё. По крайней мере, он так считал. Но он не знал, не мог знать и тем более разгадать этого сложного, прошедшего все войны человека, полководца, который, такой огромный и медлительный с виду, внешне, может, излишне чопорный, был тоже очень тонким психологом, но не афишировал это, как фюрер. Барон даже поведение коня мог предчувствовать.