Всадник времени - [23]

Когда уже чётко забрезжил рассвет, вся двенадцатая кавалерийская дивизия переправилась.

Маннергейм предварительно и долго сам изучал обстановку, внимательно глядя в бинокль. Целый предыдущий день и вечер наблюдал через свою цейсовскую оптику положение неприятеля на правом берегу. И только потом принял решение форсировать Днестр и прорвать фронт.

Ещё позавчера он определил слабые места в обороне немцев. И на карте, и по местности было понятно, что к высокому берегу реки выходят узкие и глубокие овраги, по которым можно выйти силами всей дивизии и, ударив на узком участке, прорвать фронт.

Он долго наблюдал сам. Посылал неоднократно разведгруппы на другой берег и убедился, что в том самом овраге, который он выбрал для прорывЬ и который выходил к берегу, нет засады. Ведь умный неприятель мог предвидеть этот ход и устроить проверку. Но ловушки не было. И тогда он принял решение форсировать Днестр, сосредоточить силы внутри оврага перед самым выходом из него, вблизи немецкой линии обороны. И вот к утру силы дивизии и были сосредоточены для удара.

С первых же шагов на правом берегу по приказу Маннергейма казачьи эскадроны, рассредоточившись, пошли в охват с двух сторон, чтобы в момент лобовой атаки ударить с флангов на позиции немцев, находящиеся напротив штурмового броска дивизии.

Генерал выбрал наблюдательный пункт перед боем на гребне оврага, за редкими деревьями. Быстро провели полевой телефон на огневые позиции артиллерии.

Рядом с бароном стоял начальник штаба дивизии полковник Поляков, офицер связи штаб-ротмистр Пржевлоцкий, посыльный офицер, мастер кавалерии Скачков, командир артиллерийского дивизиона подполковник Бачалдин.

— Вы готовы, подполковник? — Маннергейм обращался к артиллеристу.

— Так точно, Ваше превосходительство.

— Начинайте.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство!

Бачалдин быстрым шагом отошёл к столику с полевым телефоном, покрутил ручку.

— На проводе Бачалдин! Алло! Стрелять Донским батареям и Туркестанской горной... Да... по позициям противника... Прямой наводкой... Да. Осколочной гранатой. Да! Беглым восемь снарядов... Огонь!

Справа и слева ударили замаскированные на гребнях оврага, по обе его стороны батареи Бачалдина. Немцы никак не ожидали артиллерийского огня прямой наводкой. Снаряды рвались прямо на позициях противника, опаляя огнём окопы, смешивая с кровью чёрную землю. Более полутора сотен осколочных снарядов вылетели за какие-то пять минут, и сразу конница Маннергейма лавиной пошла в прорыв.

Плацдарм был захвачен. Дивизия временно укрепилась на бывших позициях противника. Но занят только небольшой участок фронта. Около двух вёрст. И барон рассчитывал сразу же усилить прорыв. Для такого войскового соединения, как двенадцатая кавалерийская, это вполне под силу. Но... здесь нужна серьёзная и длительная обработка немецких позиций артиллерией. С переносом обстрела вглубь неприятельской обороны. Такое под силу только корпусной артиллерии. И об этом генерал Маннергейм позаботился заранее.

Ещё перед тем, как форсировать Днестр, он послал офицера связи к командиру корпуса генерал-лейтенанту Хану Нахичеванскому. Офицеру связи ответили, что артиллерийская поддержка будет. Части соединения генерала графа Келлера, после взятия дивизией плацдарма на правом берегу, накроют дальние позиции немцев массированным артиллерийским огнём. С левого берега было хорошо видно в бинокль всё происходящее на правом берегу, да и начальник штаба дивизии Поляков послал уже третьего офицера с просьбой поддержать наступление дивизии артиллерией. Но вместо артиллерийского обстрела над Днестром повисла тишина ожидания.

Барон, конечно, не мог исключить и подобного хода событий. Он понимал, что его удачный и смелый прорыв не по душе кому-то из генералов. Он помнил, как в Русско-японскую войну его тактическое предложение не было поддержано и это, как он был убеждён, стоило много крови. Тогда он командовал двумя эскадронами. И пострадали всё-таки не его люди. Хотя, конечно... Но сегодня у него дивизия, огромная масса людей. И если он понадеется, а его снова подведут, то будет ещё больше крови. Намного. И именно его дивизия будет расплачиваться за амбиции военачальников.

Спустя четыре часа после занятия дивизией плацдарма, противник уже успел сосредоточить подразделения для контратаки и, слегка обстреляв русских из полевых гаубиц, германцы двинулись на позиции дивизии. Но удачно и удобно расставленные на плацдарме пулемёты и орудия прямой наводки били без промаха. Атака неприятеля быстро захлебнулась.

Однако в течение дня и последующих двух дней части двенадцатой кавалерийской отразили около десяти контратак немцев.

Командир корпуса наверняка отдал приказ об артподдержке наступающих частей Маннергейма, в этом барон не сомневался. Но артиллерия молчала. Работали только свои пушки, у которых уже иссякали огнеприпасы.

Он ждал почти три дня. За это время кое-что происходило. Он это и сам видел в бинокль, и разведка доложила. Конные разъезды, да и наши лазутчики всё время наблюдали за противником. Происходило то, что и должно было происходить.

Немецкие части, выбитые со своих позиций, сперва подготовились к обороне, ожидая дальнейшего наступления русских. Но... для широкого наступления дивизии вовсе не хватало обстрела противника из дивизионных орудий. Выпустить последний боезапас, зная точно, что того будет совсем недостаточно для развития успеха. Да и калибры не те. Корпусная артиллерия мощнее. Да... Генерал Маннергейм думал, молчал, взвешивал. Он оказался в весьма сложном положении. Он ждал. И снова думал.