Всадник без головы - [76]

Когда всадники выехали на одну из полянок, какой-то зверь выскочил из кустов и бросился бежать по траве. Красновато-желтая шкура грациозного зверя была испещрена узорами темных пятен; его гладкое цилиндрическое тело с длинным хвостом на гибких сильных ногах казалось олицетворением быстроты и силы. Это был ягуар — зверь, редкий даже в такой глуши.

Соблазн для охотников оказался слишком велик, и, несмотря на мрачность задачи экспедиции, двое выстрелили вслед убегающему животному.

Это был Кассий Колхаун и молодой плантатор, ехавший рядом с ним.

Ягуар свалился мертвым; пуля прошла вдоль всего спинного хребта хищника.

Кому из двух принадлежала честь удачного выстрела? Оба, и Колхаун и молодой плантатор, приписывали ее себе. Они стреляли вместе, но в цель попала только одна пуля.

— Я вам докажу! — уверенно заявил отставной капитан, слезая с лошади. Подойдя к убитому ягуару, он достал нож и, обратившись к присутствующим, сказал:

— Пуля находится в теле животного, не так ли, джентльмены? Если эта пуля моя, то на ней будут мои инициалы — «К. К.» с полумесяцем. Мои пули сделаны по специальному заказу, и я всегда могу узнать убитую мной дичь.

Колхаун хвастливо поднял извлеченную пулю — нетрудно было догадаться, что он сказал правду. Более любопытные подошли посмотреть: пуля действительно была помечена инициалами Колхауна, и спор, таким образом, закончился не в пользу молодого плантатора.

Вскоре после этого отряд подъехал к месту, где ждал следопыт, который и повел его дальше. Здесь уже не было отпечатков копыт двух подкованных лошадей. Можно было разглядеть лишь след одной лошади, но он был так мало заметен, что местами рассмотреть его мог лишь следопыт. След этот шел через заросли, время от времени выходил на полянки и наконец, описав круг, вывел их на ту же просеку, только несколько дальше к западу.

Хотя Спенглер и не был первоклассным следопытом, он ехал по этому следу так быстро, что остальные едва поспевали за ним.

Он уже догадывался, какая лошадь оставила этот след. Он знал, что это был мустанг, который стоял под тополем, в то время как его всадник курил сигару, — тот самый мустанг, чьи глубокие отпечатки копыт остались на земле, пропитанной человеческой кровью.

Пока следопыт оставался один, он прошел также и по следу американской лошади. Он понял, что этот след приведет обратно в прерию, по которой они ехали сюда, и затем, вероятно, к плантациям на Леоне.

Но след мустанга, казалось, обещал гораздо больше, и Спенглер снова занялся им; этот след мог привести к разгадке кровавой тайны, а быть может, даже к логову убийцы.

Но он озадачил следопыта не меньше, чем перекрывающие друг друга следы двух лошадей.

Он тянулся не прямо, как это обычно бывает, когда управляет лошадью всадник: он то извивался, то петлял, то шел прямо, то кружил, как будто на мустанге не было всадника либо всадник заснул в седле.

Мог ли быть таким след лошади, на которой скакал преступник, спешивший скрыться после только что совершенного убийства?

Спенглер так не думал. Он вообще не знал, что и думать. Он был совершенно сбит с толку, о чем откровенно сказал майору, когда тот спросил его о характере следа.

Однако то, что вскоре предстало перед его глазами и что одновременно увидели все спутники, не только помогло раскрыть тайну, а, наоборот, сделало ее еще более необъяснимой.

Больше того: догадки и размышления вдруг превратились во всепоглощающий ужас. И никто не стал бы утверждать, что для этого не было оснований.

Неужели вы не ужаснулись бы, если бы увидели всадника, уверенно сидящего в седле, с ногами, вдетыми в стремена, крепко держащего в руках поводья, и на первый взгляд такого же, как сотни других, но, присмотревшись внимательней, заметили бы в нем какую-то странность и вдруг поняли бы, что у него не хватает… головы!

Именно такое зрелище и предстало их взорам. Резким движением все они одновременно осадили лошадей, словно перед зияющей пропастью.

Солнце уже заходило, его огненный диск почти касался травы, и красные лучи били прямо в глаза, ослепляя и не давая ничего рассмотреть. Тем не менее все ясно увидели, что странная фигура, представшая перед их глазами, — всадник без головы.

Если бы только один из присутствовавших заявил, что он видел всадника без головы, его, наверно, осмеяли бы и назвали сумасшедшим. Даже если бы это утверждали двое, их тоже обвинили бы в безумии.

Но то, что одновременно увидели все, не могло подлежать сомнению, и, наоборот, если кто-нибудь стал бы отрицать это, то сумасшедшим сочли бы его.

Но никто не усомнился. Все напряженно смотрели в одну сторону — на то, что было либо всадником без головы, либо умело сделанным чучелом.

Было ли это чучело? А если нет, то что же?

Этот вопрос возник у всех одновременно. И так как никто не мог найти ответа даже для самого себя, то все молчали.

Военные и штатские молча сидели в седлах, ожидая объяснения, которого не мог никто дать.

Были слышны только подавленные возгласы удивления и ужаса. Но никто не высказал никакой догадки.

Всадник без головы — призрачный или реальный — в ту минуту, когда они его увидели, въезжал в просеку, на противоположном конце которой остановился отряд. Если бы он продолжил свой путь, то подъехал бы прямо к ним, — конечно, если бы у них хватило мужества дождаться его.