Время жалящих стрел - [28]

Лисы, вспомнилось ему, нередко отгрызают себе лапу, угодив в капкан.

Размышления его прервал шум и смятение, начавшиеся на другом конце приемной, и, точно волны, разошедшиеся по всей зале. Наконец распахнулись высокие белые двери, украшенные гербами, и показался король Вилер. На пороге он застыл, словно бы в нерешительности. Придворные притихли в недоумении.

С того места, где стоял Валерий, ему не слишком хорошо было видно происходящее, однако он не мог не заметить, каким усталым и встревоженным выглядит самодержец. Полные губы были сжаты так, что превратились в тонкую бесцветную нить, на лбу залегли глубокие морщины.

Но вот, точно взяв себя в руки, король начал привычный обход зала.

Медленно, неспешно он переходил от одной группки придворных к другой, обмениваясь с каждым несколькими ничего не значащими словами, но даже издалека заметно было, как он рассеян, и мысли его явно далеки отсюда. Искушенные царедворцы, остальные также почувствовали это, и напряжение в зале, вместо того чтобы ослабеть, сделалось лишь сильнее. Вельможи переглядывались, обмениваясь вопрошающими взглядами, однако никто не в силах был разрешить недоумения, задать же королю вопрос напрямую не осмеливался никто.

Со своего наблюдательного поста Валерий заметил, как мелькнул в толпе аспидный камзол немедийского посланника, и вид его вновь пробудил дремавшую досаду, однако то был лишь отголосок, бледная тень подлинного чувства, и его собственная обида вдруг показалась принцу мелкой и нелепой. Правда, насколько он мог судить, Амальрику так и не удалось приблизиться к Нумедидесу, – ну что ж, слабое, но утешение. И он усмехнулся нелепости собственных мыслей.

Тем временем Вилер продолжал обходить приемную. Вид у него был по-прежнему отсутствующий, и он явно торопился поскорее разделаться с утомительной церемонией. Валерий не мог понять, что так встревожило суверена.

Как вдруг наружная дверь распахнулась рывком, и, на ходу отталкивая вцепившихся в его пропыленный плащ стражников, в зал ворвался человек.

Он был грязен. На небритом лице запеклась кровь. В глазах блестело безумие.

Появление его вызвало шок среди придворных.

Точно боевой ястреб к томным павлинам, влетел он сюда и, позабыв и о протоколе и об обычной вежливости, продираясь сквозь застывшую толпу вельмож, рухнул на колени перед королем.

– Ваше Величество!

Дюжина Черных Драконов, забряцав алебардами, ринулись в сторону юноши, словно стая воронья.

На фоне багровых занавесей, охристо-красных витражей и червоных плит пола их черные мундиры выглядели зловеще.

Валерий прикрыл глаза.

Амилия. Кровь и пепел. Красное и черное.

Он узнал этого юношу.

Это был Винсент – сын барона Тиберия.

Принц понял, что должно последовать сейчас, и застыл на месте. С внезапным уколом стыда он вспомнил, что, за скандалом с Релатой, не нашел даже времени никому сообщить о том, что видел вчера в Амилии. Но теперь, похоже, его вмешательство уже не потребуется! Эта мысль вызвала у принца прилив облегчения. Он был рад, что не придется суетиться, ничего объяснять, отвечать на неизбежные вопросы о том, зачем его, собственно, понесло во владения Тиберия. Нет, воистину, пусть лучше обойдутся без него!

Внезапно его обожгла догадка.

А что если этот провинциальный дворянчик примчался сюда по его душу?

Вдруг он хочет поведать королю о том как, он, Валерий, обесчестил его сестру? И сейчас при всем дворе он произнесет страшные слова. «Принц Валерий – грязный соблазнитель, надругавшийся над законами Аквилонии!»

После такого позора ничего другого не останется, как перерезать себе жилы или броситься на меч! Ибо не будет места в Аквилонии, где ему бы не плюнут в спину!

Неожиданно он вспомнил себя маленького, трясущегося мокрого от слез и вечерней росы перед страшным волколаком. Как он шептал тогда «Митра всемогущий, сделай так, чтобы все это было понарошке…» Да уж воистину, все повторяется. «Митра всемогущий, сделай так, чтобы этот человек ничего не знал о Релате!»

Валерий внезапно понял, почему никому не рассказал об Амилии.

Потому что он втайне был рад смерти барона и его сыновей!

Только боялся признаться себе в этом. Потому и не стал искать останки в горящем замке. Не потому, что это было бесполезно. Всегда можно что-то предпринять… А потому что страшился, что найдет кого-нибудь живого. Кого-нибудь из тех, кому бы лучше было умереть… По крайней мере, если бы такое случилось, то он сам оставался в безопасности.

Но, оказывается, один из них жив, и только Митра ведает, что за слова сейчас сорвутся у него с языка.

Он замер в ожидании.

Вилер сделал знак рукой, и острия алебард, нацеленные на юношу, были отведены. С появлением молодого амилийца он весь как-то сжался, поник, точно чуял недоброе, но не видел возможности отвести беду, что с минуты на минуту грозила обрушиться на него и на Аквилонию.

– Винсент, сын Тиберия, барона Амилии, если не ошибаюсь?.. Что за беда привела тебя к нам?

Взбудораженные, перешептывающиеся придворные напирали со всех сторон, и Валерию даже пришлось исподтишка ткнуть локтем в живот кого-то особо ретивого. Впрочем, их можно было понять. Впервые за много зим Малый Выход, одна из самых скучных и формальных церемоний, прерывалась подобными эксцессами.