Время вышло. Современная русская антиутопия - [54]
– Сотников! – закричала она так надрывно, как будто над её дряблой шеей кто-то занёс заточенный ятаган. Сотников замер и поглядел на ответственную по подъезду искоса, готовясь отбиваться. – Сотников! – повторила Дербенькова, почти припирая его к замазанной бледно-зелёным стене подъезда. – Вы почему вчера сорвали важную акцию?! Вы подвели весь дом!
– Какая ещё акция! – скривился Сотников. – Покоя не даёте…
– Покоя не даём? Я передам ваши слова куда следует! Вы вчера просто плюнули всем нам в лицо! Всему городу, всей стране!
– Да что я сделал-то?
– А не стройте из себя девочку! На репетиции вы были! Почему не открыли окно?
Морщась, Сотников припоминал. После субботника над их районом пролетал дрон. Велась трансляция для телестрима. В эту минуту гражданам полагалось распахнуть окна и выйти на балконы, размахивая флажками и фонариками, веселясь, ликуя, улыбаясь. Сотников забыл, профукал! Что теперь станется с его индивидуальным индексом доверия? Всё это было шатко, тревожно, стыдно. Он попятился от Дербеньковой, готовясь сбежать:
– Да приболел я вчера, чего пристали? Уважительная причина!
Он поскакал по ступеням вниз, запинаясь, сбиваясь с ног, хватаясь за перила. За ним нёсся рёв Дербеньковой:
– Позор! Нарушение! Забаним!
Потный Сотников выбежал на улицу и, тяжело дыша, потрусил к соседнему дому, где на первом этаже, в кофейне, можно было без труда презентовать всему свету, всем невидимым виртуальным соглядатаям, и хорошее настроение, и довольство жизнью.
У входа в кофейню толпилась очередь к автоматическому измерителю улыбки. Дойдя до измерителя – жужжащего вспыхивающего перископа, – Сотников задорно раздвинул губы и получил талон с номером столика. К счастью, инцидент в подъезде никак не сбил его мимики и даже, возможно, добавил взгляду задорного блеска.
– Бодрого дня! – наперебой закричали бариста, взмахивая ему руками.
Сотников кивнул им так же восторженно и сел за отведённый ему столик, за которым уже жался какой-то тип лет шестидесяти и пронзал его взглядом. Тип Сотникову сразу не понравился. Во-первых, он не улыбался. Во-вторых, как-то уж слишком неуверенно балансировал на краю стула. И в-третьих, явно собирался что-то Сотникову сказать.
– Как весна-то быстро в этом году… – начал тип, кивая на окно, за которым уже вовсю распускались первые почки.
– Да-а-а, – отворачиваясь, сказал Сотников. – Мы ведь про весну писали на той неделе.
Минблаг и вправду уже отдавал задание порадоваться весне, отчего Сеть набухла множеством женских портретов в цветах, с голубями и на фоне синего неба. Сотников тогда заселфился на фоне окна в мокрой майке, дескать, вот он я, пропитанный первым тёплым весенним дождиком, но в ответ получил одно лишь негодование: разврат, растление, моветон!
– Про весну-то писали, а про то, что хлеб дорожает, нельзя, – хитро и как будто торжествующе выдал типчик.
Сотников испуганно оглянулся.
– Вы чего?
– Да не чешись ты, не ойкай. Я ж разве неправду? Про плохое в постах не напишешь, жаловаться в тредах нельзя. А ведь есть на что, есть?
«Проверка!» – догадался Сотников и сурово ответил:
– Мне лично не на что. И я вам не знакомый, чтобы тыкать.
– Ну свисти, свисти, – хихикнул типчик. – Но если душу отвести, так я знаю, где можно. Подполье. Чёрная соцлента. Ной почём зря, сколько влезет. Сказать, как найти?
– Отстаньте! – выпалил перетрухнувший Сотников. – А то я пожалуюсь!
– Ну давай, оптимистичничай дальше, – вдруг раздражился типчик, сорвался с места и, к великому облегчению Сотникова, покинул кофейню, погрозив ему кулаком.
«Для проверки слишком горяч, – засомневался Сотников. – Может, и настоящий преступник». Подпольная соцсеть, нелегальные паникёрство и жалобы, неужто всё это существует? Сотников оглянулся по сторонам на пятерых-шестерых радостно стримящих посетителей кофейни.
Время поджимало. Нужно было немедленно поделиться отчётом и фотографией. «Утро вечера мудренее, нас утро встречает прохладой…» – весело, но слишком подражательно. Может быть, «Могучий день пришёл, деревья встали прямо», – промычал он сам себе, копаясь на сайте стихов, посвящённых утру. «Сойдёт. Теперь про планы на сегодня».
Гражданам великой страны, в которой всё всегда лучше, чем на прочем Шаре, полагалось иметь богатый досуг. Для этого в городе открылось множество специальных центров, где под заботливой опекой отцов-бюрократов можно было отлично резаться в шахматы и домино, практиковаться в метании дротиков и скалолазании, осваивать русские народные танцы, хоровое пение и даже битбокс. Каждое воскресенье граждане, за исключением совсем уж закоренелых изгоев, в непременном порядке отмечались в одном из таких поразительных мест развлечения и саморазвития. Сотников рисовал в технике батика, трещал на гитаре, лепил горшки, стрелял из лука, писал обо всём этом энергичнейшие посты, малодушно мечтая очутиться дома, в своей постели.
В прошлый раз в гимнастическом зале он шумно посклочничал с какой-то неприятной худеющей женщиной. Худеющая пожаловалась администраторам, что, пока она традиционно стримила свою тренировку, Сотников то и дело оказывался у неё в кадре и портил фон своим унылым лицом. «Унылым? – испугались администраторы. – Мы проведём проверку». Сотникову был сделан выговор. Сотников попытался оправдаться, обозвал женщину вруньей, та вскипела, немедленно вышла в прямой эфир и, снимая Сотникова кругом со всех ракурсов, расписала своим подписчикам, какой он отброс. На Сотникова полились виртуальные струи ненависти. Это было на прошлой неделе, нервы его ещё не остыли, поэтому сама мысль о походе в досуговый центр рождала спазм отчаяния. Но Сотников уже строчил: «Ну что, вы соскучились по бачате? Я – да! Сегодня долгожданный первый урок, ждите стрима!» Он радостно ощерился и щёлкнул себя сверху с поднятым кверху пальцем. Поза приевшаяся, заезженная, но на фантазии не было сил. Перед Сотниковым вырос лучащийся официант в подтяжках:
В новом романе Дениса Драгунского «Богач и его актер» герой, как в волшебной сказке, в обмен на славу и деньги отдает… себя, свою личность. Очень богатый человек решает снять грандиозный фильм, где главное действующее лицо — он сам. Условия обозначены, талантливый исполнитель выбран. Артист так глубоко погружается в судьбу миллиардера, во все перипетии его жизни, тяжелые семейные драмы, что буквально становится им, вплоть до внешнего сходства — их начинают путать. Но съемки заканчиваются, фестивальный шум утихает, и звезда-оскароносец остается тем, кем был, — бедным актером.
Миуссы Людмилы Улицкой и Ольги Трифоновой, Ленгоры Дмитрия Быкова, ВДНХ Дмитрия Глуховского, «тучерез» в Гнездниковском переулке Марины Москвиной, Матвеевское (оно же Ближняя дача) Александра Архангельского, Рождественка Андрея Макаревича, Ордынка Сергея Шаргунова… У каждого своя история и своя Москва, но на пересечении узких переулков и шумных проспектов так легко найти место встречи!Все тексты написаны специально для этой книги.Книга иллюстрирована московскими акварелями Алёны Дергилёвой.
Денис Драгунский не раз отмечал, что его любимая форма – короткие рассказы, ну или, как компромисс, маленькая повесть. И вдруг – большой роман, да какой! Поместье на окраине Империи, юная наследница старого дворянского рода, которая своим экстравагантным поведением держит в страхе всю родню, молодые заговорщики, подброшенные деньги, револьвер под блузкой, роскошные апартаменты, дешевая квартирка на окраине, итальянский князь, русский учитель, погони, скандалы, умные разговоры – и постоянная изнурительная ложь, пронизывающая судьбы и умы Европы накануне Первой мировой войны.
«Фабрика прозы: записки наладчика» – остроумные и ироничные заметки Дениса Драгунского последних лет. Вроде бы речь о литературе и писательских секретах. Но кланяться бородатым классикам не придется. Оказывается, литература и есть сама жизнь. Сколько вокруг нее историй, любовных сюжетов, парадоксов, трагедий, уморительных эпизодов! Из всего этого она и рождается. Иногда прекрасная. Иногда нет. Как и почему – наблюдаем вместе с автором.
Мастер короткой прозы Денис Драгунский в своем новом сборнике снова преподносит читателю новеллы с крутыми сюжетами и внезапными развязками, меткие юмористические зарисовки, а также три маленькие повести, в которых действуют неожиданные герои в непростых обстоятельствах.
Денис Драгунский – прозаик, журналист, известный блогер. Автор романов «Архитектор и монах», «Дело принципа» и множества коротких рассказов. «Автопортрет неизвестного» – новый роман Дениса Драгунского. Когда-то в огромной квартире сталинского дома жил академик, потом художник, потом министр, потом его сын – ученый, начальник секретной лаборатории. Теперь эту квартиру купил крупный финансист. Его молодая жена, женщина с амбициями, решила написать роман обо всех этих людях. В сплетении судеб и событий разворачиваются таинственные истории о творчестве и шпионаже, об изменах и незаконных детях, об исчезновениях и возвращениях, и о силе художественного вымысла, который иногда побеждает реальность.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».