Время волков - [4]

— Подкидыш? — Эллин почему-то очень обрадовался. — Так я и думал, так и думал, и это объясняет мне твое естество. Такие, как ты, обычно не знают своих родителей. Ну, так выбери себе какое-нибудь имя, придумай, наконец! Нельзя ведь жить, называясь волком.

Я пожал плечами. Мне всегда казалось, что жить с таким именем, в общем, совсем неплохо. Но уж коли хозяин корабля настаивал на другом имени, я выбрал:

— Бренн! Ты можешь называть меня Бренном.

— Бренн? — он расхохотался. — На твоем языке, похоже, все имена обозначают каких-нибудь животных или птиц. Если мне не изменяет память, Бренн значит «ворон», не так ли? Нет, такое имя мне совсем не нравится. Не буду лгать, я не люблю ни волков, ни воронов, а уж волк, зовущийся вороном, — это сущая нелепица. Такое имя подходит тебе еще меньше прежнего.

— Если тебе не нравятся ни волки, ни вороны, можешь звать меня как вздумается, мне все равно, — пробормотал я, не понимая, чего хочет от меня этот широколобый бородач.

Аристокл весело посмотрел на меня и сказал:

— Древние говорят, что имя предвещает судьбу. Верю, что это так. Много лет назад к моему другу попал один волколак откуда-то с севера. Его звали Залмоксис. Это имя означало на его языке — «Властелин Земли».

«Оборотень! — Земля!» — слова, словно грохот набата, прозвучали в моей голове. И меня охватило странное чувство, будто я вот-вот вспомню что-то очень важное, что-то, произошедшее со мной до того, как я провалился в черный туннель. Это ощущение так поразило меня, что я потерял чувство реальности. В моей памяти всплывали смутные образы: старый полуразрушенный храм с обвитыми плющом воротами, потрескавшиеся ступени, сквозь которые проросла трава, шуршащие под ногами сухие листья, сумрак коридоров, уходящих в неизвестность, и пылинки, танцующие в лучах света над алтарем.

«Оборотень! — Земля!» — голос эхом разносился по храму. «Оборотень! — Земля!» — это все, что я мог вспомнить.

— Нравится тебе такое имя? — донесся до меня голос Аристокла.

Я вновь обнаружил себя на корабле. Видение растаяло, оставив во мне беспокойное чувство, будто я забыл или потерял что-то важное. Аристокл повторил свой вопрос. Я пожал плечами. Волки стараются сокращать свои имена, такое длинное даже выговорить сложно, хотя мне-то как раз и не нужно его выговаривать.

— Я вел себя не слишком гостеприимно, когда ты попал сюда, — сказал Аристокл. — Не буду скрывать, что я не прочь получить власть над волчьей волей, но навязывать тебе свои условия не буду. Тогда я просто потерял над собой контроль. Я сожалею об этом и прошу принять от меня в качестве извинения приглашение продолжить путешествие вместе со мной. Ты нуждаешься в лечении, Залмоксис.

Поведение эллина показалось мне благородным, и я с радостью принял его извинения. По словам Аристокла, он собирался посетить дом своего друга, находящийся всего в нескольких днях пути на иллирийском побережье Адриатического моря.

— Друг мой, философ и маг, с удовольствием познакомится с тобой.

Аристокл казался мне довольно приятным человеком, но разумные люди не стремятся в общество магов. Я отказался. Но Аристокл принялся уговаривать меня:

— Да, да, я сказал, что не очень люблю вашу братию, но ты не воспринимай мои слова впрямую. Я и людей-то не слишком люблю, а ты видишь, что я окружен ими" А что касается волков, то интерес к вам перевешивает всю мою неприязнь. Да к тому же учти, не найдется в округе никого, кто бы так хорошо разбирался в волках, как мой друг, а у тебя ужасные раны, за которые возьмется не каждый лекарь. Можно, конечно, отправиться в Храм Асклепия, и я довез бы тебя туда, поскольку сам ты передвигаться неспособен, но, если честно, я не уверен, что жрецы асклепиона жалуют оборотней, впрочем, выбирай сам. Но я буду рад твоему обществу, друга моего ты своим присутствием не обременишь, а тебе самому в его доме будет легче, чем где-либо.

Учитывая, что я все равно не мог самостоятельно покинуть корабль и к тому же действительно нуждался в уходе лекаря, а еще больше в покое и отдыхе, я принял его предложение. Мысли о странном поведении хозяина корабля при моем первом возвращении в сознание я прогнал прочь, тем более что передо мной был человек довольно симпатичный и добрый.

Аристокл рассказал мне, что его рабы нашли меня на восточном побережье римских земель, где его корабль вынужден был пристать для мелкого ремонта. Я не смог вспомнить, как оказался на восточном побережье, но, похоже, Римская Волчица заставила меня не просто уйти, а бежать сломя голову, ополоумев от страха, не разбирая дороги.

Не знаю, какая судьба постигла моего бедного угаса. На побережье, где эллины обнаружили меня, они никого больше не видели. Мне оставалось лишь надеяться, что угас не достался на обед Римской Волчице, а шляется где-нибудь в одиночестве, предаваясь излюбленному своему занятию — обжорству. Хорошо, что эллины хотя бы не бросили Меч Орну. Несмотря на его невероятную тяжесть, они приволокли его вместе со мной на корабль. По словам Аристокла, тащили его восемь человек. Если с потерей угаса я еще мог смириться, то оставить Меч я не мог ни при каких условиях.