Время в тумане - [22]

Утренний спор с Барабанчуком-занозой сидел в мозгу, и Гришухе хотелось вынуть эту занозу сейчас же, сию минуту, среди этого сосняка, молодо и чисто смотревшего на них, где каждое человеческое слово звучало так ясно, просто и понятно…

— Вы любите свою работу? — спросил он вдруг у Семена и остановился.

Ответил Семен не сразу. Сделал еще два-три шага и повернулся, по-смешному расставив свои худые ноги.

— Люблю ли? — переспросил он. — Хорошее это слово «люблю», да общее какое-то. Вот «не люблю» — это я понимаю, а «люблю»… Я «люблю» не люблю говорить, — Семен рассмеялся. — Вот как закрутил… А лес мне жалко. И зайцев жалко, и косуль. Как-то защитить их, бедняг, хочется… — Семен помолчал. — Ну, а если жалею и лес и зверье, и хочется что-то для них сделать, наверное, и работу свою люблю… А к чему ты все это спрашиваешь?

— Спор вышел с заготовщиком из моей бригады. Не верит он ни во что: ни в нужность нашей работы, ни в людей. Так и доспорились…

— Вот оно что, — взглянул Семен на Гришуху. — Спор вышел… Сам-то ты веришь в то, что делаешь?

— В общем-то верю, — не очень твердо сказал Гришуха. — Я чувствую, что прав, но увы… в спорах, кроме чувств и веры, нужны доказательства, а у меня их нет. Заявляет, например, спорщик о таком факте: командировка эта производству экономически невыгодна, и что же?! Я молчу… А почему? Да потому, что он прав! А для нашего управления, где и своих проблем куча — слаба еще организация труда, текучесть большая, каждый человек на вес золота, — это не выгодно вдвойне. Выбивают такие командировки управление из колеи, ритм нарушается… Словом, у вас тут на рубль наработаем, а дома убытков на тысячу… — Гришуха замолчал.

— Вот, значит, как городские на заготовку смотрят, — протянул Семен. — Из своих теплых сортиров, оказывается, на это дело смотрите… А я-то думал… — сдвинув худые ноги, Семен наклонил голову и, словно выискивая что-то, медленно двинулся по дороге.

— Но ведь и правда невыгодно, — сказал Гришуха.

— А разве всегда из выгоды исходить надо?! — резко полуобернулся Семен. — А случись с кем беда и помощь потребуется — до подсчетов ли тут, до доказательств? А разве не беда теперь в совхозе? Так что же вы приехали — выгоду искать или в беде помогать? А разобраться, так и не беда еще это — полбеды, а вот когда без овец останемся — вот тогда беда будет, большая беда и никакой экономикой здесь не поможешь!.. — Семен помолчал. — А что до недоверия, — продолжал он, — так оно зависит, из какого угла на жизнь смотреть будешь — жизнь-то развернуть и так и эдак можно. А иной и смотреть из угла не станет, а будет просто делать ее, и хорошо делать, без копаний всяких да особых разбирательств, и вот это уже куда труднее… — Семен замолчал, и всю оставшуюся часть дороги они прошли молча.

14

К школе Гришуха подходил медленно. После разговора с Семеном все стало и проще и сложней. Семен прав — в беде надо помогать. Но подойдет лето… И будет прополка… А осенью уборка… И опять назначат бригадиром зеленого огурца, навроде него — лишь бы кто-то был… И поедет любитель развлечений Барабанчук, и еще кто-то за разряд, и никуда негожий Куликов… И как-то прополют… Как-то уберут… И получат справки…

Неужели прав Барабанчук?! У каждого должна быть своя функция и каждый должен делать свое дело. И с бедами также?.. У каждого своя… И разделывайтесь сами как хотите… А не разделаетесь, так в трубу!.. Нет, про трубу это уже чушь… До трубы дело не должно дойти… В беде надо помогать! А делать за совхоз его дело?.. Убирать… Полоть… Барабанчук ловок, но и он не знает, как к сосенкам подходить. Он, Гришуха, и Куликов совсем никуда не годятся. Один Бокарев что-то может и тот в совхоз ехать не хотел… Какая уж тут производительность!.. За десять дней Барабанчук с его шестым разрядом одноподъездную девятиэтажку смонтировать должен… Все Южное разместить можно… Южное можно… Без леса, без зайцев, без косуль и овечек, без этой старой школы…

У школы, крытой брезентом, стоял ГАЗ-66. Прикинув, кто бы это мог быть, но так ничего и не решив, Гришуха вошел в школу.

…В учительской было накурено больше обычного. На столе валялись недоеденные куски хлеба, кругляшки колбасы, пустые консервные банки.

Обе бригады, рассевшись по кроватям, говорили шумно, бодрыми голосами.

— А вот и начальство, — навстречу Гришухе поднялся Барабанчук. — Ну, все, — сказал он, обернувшись. — Можно двигать.

— Куда двигать? — не понял Гришуха. — Двигать будем с утра: лесник нашел участок.

— Ха-ха-ха, — раздельно сказал Барабанчук. — Двигать будем сегодня, сейчас, и не в лес, а в город — вон за Василием машина пришла, ребята заждались… Так что позволь, начальник, поздравить с завершением операции «Хвойные лапки» и вручить командировку, отмеченную по среду, и справку с совхозной печатью и подписью. Словом, все в порядке: можно двигать и отдыхать до среды.

— Как же так? — все еще ничего не понимая, Гришуха посмотрел на Бокарева.

— А так, — сказал Бокарев. — Приезжал агроном, рассчитал бригаду Василия и обратно собрался. А тут вон он, — Бокарев кивнул на Барабанчука, — и говорит, что при создавшейся ситуации наша бригада только, мол, под ногами путается, что от лишней тонны овечкам жизнь раем все равно не покажется и так далее. Агроном подумал, согласился, командировки отметил, ну и справку на все семь тонн выписал…