Время умирать - [30]

Во время войны в буше они с Шоном сражались за противоборствующие стороны, причем Мангуза был весьма предприимчивым лидером повстанцев и политкомиссаром. Ходили слухи, что он вообще терпеть не может владельцев охотничьих концессий, большинство из которых были белыми. Сама концепция частной эксплуатации государственного достояния оскорбляла его марксистские принципы, да и вообще во время войны он перебил слишком много белых, чтобы испытывать к ним хоть какую-то симпатию или уважение.

Да, встреча предстояла не из легких. Шон тяжело вздохнул.

Когда он подрулил к аэропорту, Рима уже ждала его. Как и всякая современная индианка, она отказалась от сари в пользу аккуратного брючного костюма. Однако она была не настолько современна, чтобы самостоятельно выбрать себе мужа. Ее отец и дядья в настоящее время как раз занимались этой проблемой и как будто уже подыскали подходящего кандидата где-то в Канаде. Какого-то преподавателя восточных религий в университете Торонто. Шон их за это просто ненавидел. Рима была своего рода украшением «Сафари Кортни», и он знал, что замены ей он никогда не найдет.

На бетоне рядом с ангарами для легких самолетов стояла и вызванная ею «скорая помощь». Рима время от времени прикармливала охрану главных ворот аэропорта вяленым мясом с концессии. А в Африке, как известно, мясо или даже обещание мяса открывает любые ворота.

Они поехали следом за «скорой» в больницу. Шон сидел на пассажирском сиденье и просматривал привезенную Римой срочную почту, а сама она тем временем рассказывала ему о самых важных событиях последнего времени.

— Картер, хирург из Атланты, отменил… — Сафари длилось уже двадцать один день, и Шон быстро взглянул на нее, но Рима успокоила его. — Я позвонила немецкому мыльному магнату из Мюнхена, герру Бюхнеру, тому, которому мы отказали в декабре. Он едва не запрыгал от радости. Так что до конца сезона наш портфель заявок полным-полнехонек.

— А как насчет моего брата? — перебил ее Шон. Он еще не сказал ей, что все висит на волоске и конца сезона у них, скорее всего, не будет.

— Брат ожидает твоего звонка, и, по крайней мере, в шесть часов утра телефон все еще работал, — в Зимбабве работающий телефон — вовсе не нечто само собой разумеющееся.

В больнице приема ожидало человек пятьдесят серьезно больных людей. На длинных скамьях теснились скорченные от боли несчастные люди, а в коридорах и дверных проемах на полу стояло множество носилок. Регистраторы работали спустя рукава, и один из них вялым взмахом руки дал понять, чтобы носилки Шадраха поставили в самый дальний угол.

— Беру это на себя, — сказала Рима, взяла старшего регистратора под локоть и с ангельской улыбкой отвела в сторонку, что-то мило щебеча ему на ухо.

Пять минут спустя все необходимые бумаги были заполнены, и Шадраха уже осматривал врач из Восточной Германии.

— Сколько же это стоило? — спросил Шон.

— Сущие пустяки, — ответила Рима. — Всего лишь сумку вяленого мяса.

От своих клиентов на сафари Шон нахватался достаточно немецкого, чтобы быть в состоянии обсудить с доктором положение Шадраха. Врач уверил его, что все будет в порядке. Шон попрощался с Шадрахом.

— Твои деньги у Римы. Она будет навещать тебя каждый день. Если что-нибудь понадобится, сразу скажи ей.

— Моя душа будет с вами, когда вы будете преследовать Тукутелу, — тихо произнес Шадрах, и Шону, у которого от жалости перехватило горло, пришлось откашляться, прежде чем он смог ответить.

— Старина, мы с тобой еще поохотимся на множество слонов. — И быстро ушел.

На следующее утро, когда он наконец дозвонился до Йоханнесбурга, в трубке громко трещали статические разряды.

— Мистер Гаррик Кортни на заседании совета директоров, — ответила наконец секретарша его брата, офис которого помещался в Сентен-Хаусе — штаб-квартире компании «Кортни-Груп». — Но он распорядился немедленно соединить вас с ним.

Шон уже в который раз мысленно представил себе зал заседаний Совета, отделанный резными ореховыми панелями, стены, увешанные картинами Пирнифа в массивных рамах, и своего брата Гарри, восседающего в председательском кресле с высокой спинкой во главе длинного стола под хрустальной люстрой, привезенной их дедом из итальянского города Мурано.

— Шон, это ты? — наконец пробился сквозь разряды резкий и уверенный голос Гарри. Да, он сильно изменился и уже давно не походил на прежнего маленького плаксу, который частенько писал в кровать.

Нынешний пост брата, стоило ему захотеть и будь он готов к этому, мог бы занимать и сам Шон. Ведь он был старшим сыном, но просто эта работа была не по нем. И тем не менее, думая о «роллс-ройсе» Гарри, его реактивном «лире» и отпусках дома на юге Франции, Шон испытывал нечто вроде обиды.

— Привет, Гарри. Как дела?

— У меня все в порядке, — ответил Гарри. — Что у тебя за проблема? — Для их отношений было типично то, что общались они в основном, когда возникали те или иные проблемы.

— Возможно, мне понадобится немного денег на сыр, — дипломатично ответил ему Шон. Это было их кодовое обозначение для денег, хранящихся в швейцарском банке, и Гарри сразу должен был понять, что Шон собирается дать кому-то за что-то приличную взятку. Такое случалось довольно часто.