Время – убийца - [88]
Орсю впервые поднял глаза и посмотрел на Клотильду, как в тот раз, когда она устроила взбучку двум гаденышам в душевой кемпинга. Взгляд был застенчивый, смущенный и словно бы говорил: «Бросьте это дело, я этого не заслуживаю, не стоит из-за меня беспокоиться…» Клотильда поняла, что доверие завоевано, пусть даже этого недостаточно, чтобы Орсю заговорил.
Она порылась в сумке, выложила на стол два листка и провела пальцем по последним строчкам первой записки.
Вся моя жизнь – темная комната.
Целую тебя.
П.
Перечитала вторую записку.
Ты будешь ждать. Он тебя проводит.
Оденься потеплее, будет холодно.
Он приведет тебя в мою темную комнату.
– Мне нужен ответ, Орсю. Имя. Кто это написал?
Никакой реакции, его волнует только муравей.
– Это написала моя мать? Пальма?
Может, повторить вопрос на муравьином?
– Ты ее знаешь? Ты ее видел? Знаешь, где она?
Муравей запаниковал – его загнали в безвыходное положение, – и Клотильде на секунду захотелось раздавить букашку, чтобы привлечь к себе внимание упрямца.
– Черт возьми, Орсю, это ее почерк, на бумаге твои отпечатки, ты был почтальоном, ты в полночь вел меня через лес к хижине. Но… но я видела, как мама погибла в аварии, и умоляю тебя сказать правду! Говори, если знаешь, иначе я сойду с ума.
Муравей наконец решился и заполз на волосатый указательный палец Орсю.
– Campa sempre.
Клотильда не поняла.
– Campa sempre, – повторил ее новоявленный брат.
– Я не говорю на корсиканском, братишка, переведи! – Она подтолкнула к нему листок, дала ручку: – Напиши!
Медленно, неуверенным детским почерком Орсю начал выводить буквы, пытаясь не напугать муравья.
Campa sempre.
Клотильда пулей вылетела из комнаты и сунула листок сыщикам из Аяччо:
– Что это значит?
Они переглянулись, покачали головами, как будто увидели текст на шумерском. Клотильда чертыхнулась, отмахнулась от извинений: «Мы чиновники, нас недавно перевели с континента, не знаем ни слова по-корсикански, зато говорим по-английски и прилично на итальянском…» – и прошла мимо битерруазца Жюля Кадна, не поглядев в его сторону. Он тоже не представлял никакого интереса.
Campa sempre.
Господи, это верх идиотизма – в жандармерии Кальви никто не может перевести два слова с корсиканского! Клотильде захотелось остановить движение, вытащить водителя из первой же машины и узнать наконец, что означают эти проклятые слова.
Campa sempre.
Шум в соседнем помещении заставил ее вздрогнуть.
Из туалета вышла уборщица-марокканка в синем, шитом золотом платье – джелябе – и белом платке на голове, с ведром и шваброй. Клотильда показала ей листок.
– Campa sempre, – на безупречном корсиканском произнесла женщина.
Клотильда воспрянула духом.
– Что это значит?!
Уборщица удивилась и сказала:
– Она жива. Она по-прежнему жива.
Среда, 23 августа 1989,
семнадцатый день каникул,
небо цвета синяка
– Кло…
Я нехотя сдвигаю наушники:
– Ну что еще?
– Поехали.
Куда?
Я вздыхаю. Просыпаюсь. Пытаюсь вернуться с небес на землю. Каменная стена врезается в спину, скамья царапает голые ноги. В овчарне тихо, как будто все разъехались.
Куда?
Я закрываю глаза, вспоминаю лица членов клана Идрисси, желтые розы, вино Clos Columbu, шумный разговор. Открываю глаза – передо мной Нико, сегодня он похож на профсоюзного функционера. На переговорщика, который должен убедить грабителей банка отпустить заложников.
Со мной это не пройдет!
Мое сердце это терпит каждый день[181], воет Ману Чао. Я делаю громче. Не хочу покидать странную грезу. Выпрямляюсь, беру тетрадь и ручку.
Я все еще не пришла в себя, не знаю, сколько спала, и не очень понимаю, где нахожусь. Почти стемнело, а засыпала я при свете.
Начинаю медленное всплытие…
Рассказать вам сон, пока он не улетучился? Пока я снова не заснула? Обещаю, вы удивитесь!
Знаете что?
Вы там были, мой читатель из будущего. Были в моем сне!
Клянусь! Ну, не вы, не совсем вы, но события странного сна происходили в ВАШЕ время! Не через десять, не через тридцать лет. Как минимум через пятьдесят.
Николя никуда не делся и выглядит раздосадованным.
– Кло, тебя все ждут. Папа не станет…
Папа?
Я что-то пропустила? У папы изменились планы?
Смотрю на луну в небе, ее отражение на воде и начинаю писать еще быстрее; не сердитесь, мой обожаемый читатель, если я не успею закончить одну из фраз, не допишу слово, оставлю вас так сказать «на перроне». Папа дернул меня так сильно, что чуть не вывихнул руку. Дневник и ручка остались лежать на скамье. Так что – на всякий случай – целую, прощаюсь и…
…продолжаю.
У Николя странный вид, можно подумать, пока я спала, на острове случился конец света, во двор овчарни упал метеорит, цунами вырвало с корнем большой дуб.
Надо торопиться, не расслабляться, иначе сон ускользнет…
Все происходит в будущем, на пляже Ошелучча, я узнала скалы, песок, очертания бухты. Они остались прежними, а я превратилась в бабульку! Среди красных скал выросли странные здания из невиданных, почти прозрачных материалов, какие иногда рисует мама. Бассейн похож на нынешний – такой же большой. Я сижу на бортике и болтаю в воде морщинистыми ногами.
Слышу папины шаги и ускоряюсь.
