Время собирать виноград - [74]

Услышав волчий вой, Желязко каждый раз замирал во тьме, и холодная дрожь пробегала по его телу. Значит, чего-то он все-таки боится? Боится, позже он честно признается себе в этом. Желязко, как в юности, тряс головой, стараясь отогнать кошмарные, терзающие душу видения — казалось, они для того и скапливались в ней, чтобы ожить в этой ночи, в этом вое — вырывались из таинственных, невидимых складок гор, хватали за горло, душили. Он что есть силы вытягивал голову, размахивал руками — гнал их прочь, но те вцеплялись в него еще упорней. Ноги сами собой — он уже перестал их чувствовать — срывались с места, несли его неведомо куда или вдруг застывали, окончательно запутавшись в корнях и травах. И тогда, оплетенный страхами, болью, лесным мраком, он катился в пропасть. А ведь он всюду твердил, что не боится одиночества. И ничуть не удивлялся, как удивлялась Тина или их сын, что Воевода ушел жить в лес — один-одинешенек, словно волк, отбившийся от стаи. Но разве Воевода один? — думал Желязко. В лесу человек никогда не бывает один. С каким удовольствием он поменялся бы с ним местами. И не то же ли самое было с ним на всех стройках? Начинали их обычно в какой-нибудь глухомани — всего несколько человек. Самое лучшее время — мечты о будущем, подернутые легкой печалью. Это потом начинали громыхать грузовики, в жизнь его вливались тысячи судеб, пока еще незнакомых, но уже близких — мужчин, женщин, влюбленных, приехавших на трудовую практику школьников, которые потом долго и с восторгом вспоминают игры и развлечения, прерываемые грохотом взрывов, рыком бульдозеров, кранов и бетономешалок, ревом самосвалов, бешено проносящихся по лесной дороге.

С переполненной душой шел Желязко к Воеводе — не жаловаться, не упрекать. Просто сядет рядом и будет слушать, слушать. Даже если Воевода рассердится, Желязко не возразит ему ни единым словом, ведь он так ждал этого утра, так хотел прийти к нему укрощенным, ласковым, добрым — каким он всегда мечтал быть. Старый регулярно покупал лотерейные билеты, совал в карман, где мирно дремали его деньги, — в надежде на некий внезапный выигрыш. Не для себя — для внука. То-то парнишка удивится и обрадуется, а потом будет хвастать перед девушками — вот, мол, какой у него замечательный дед, бедовая седая головушка; и как же ошибается Желязко, если думает, что с годами старик избавился от этой страсти; ясно же, что не успеет он к нему войти — и в глаза ему первым делом бросится разостланная на столе газета с тиражной таблицей. А может, просто Желязко очень хочется, чтобы все осталось по-прежнему. Чтобы Воевода, как бывало, молча сидел рядом и чтобы они вместе прощали друг другу заблудившиеся где-то часы и месяцы, мгновения и годы, рожденные друг за другом, друг для друга, но разлученные сомнениями, отягощенные чужими бедами — зачем вообще жили они тогда на белом свете, такие близкие, если вместо родственного порыва ими владели лишь злые думы, зачем скитались по дорогам — тайным и явным, по которым может пройти лишь мысль, ощупывая и освещая все на своем пути, чтобы потом возвратиться согретой и оплодотворенной или, наоборот, так и не узнав покоя, ласки, доброго слова, остаться лежать где-нибудь растоптанной и расстрелянной. Обжигающие мысли миллион раз пробегали расстояние от леса до дома, до его рабочего места. Не для того ведь живет человек, чтобы его оглушали одни беды? Сколько людей не дошли до своего конца и, заблудившись в просторах, переложили свой груз на другого, а то и вообще бесследно сгорели, превратившись в пепел, так и не став человеком?.. Сколько времени ни Желязко, ни Воевода не знали, где находится каждый из них — может, для их пылающих мыслей это не имело значения? А скрестить свои дороги не решались — потому что просто-напросто боялись встречи лицом к лицу? Воевода не видел в нем того человека, какого хотел бы видеть, каким он сам был в глазах людей, зверей и деревьев. Не достиг Желязко его роста. Но разве он живет в то же время, что и Воевода? Почему он не в Зеленкове? Почему не стал вторым Воеводой? Да нужно ли отвечать на эти вопросы или Воевода сам уже все обдумал, укрывшись в этих потаенных местах, где не может найти его ни сын, ни старый друг, ни даже внук с его пытливым взглядом?

Желязко окончательно заблудился. Он уже не знал, что теперь и думать об отце. И чем ближе приводили его ноги к месту, где, он знал, его ждут, тем явственней страх этой встречи выползал из самых глубин, давил, душил — казалось, еще немного, и он бросится бежать сломя голову, как в детстве, когда тайные тропы жгли его детские ступни горячим и кровожадным призывом скитающихся по ночам лесных зверей и лесных духов.

В душе Желязко жили разные люди с самыми разными страстями, и все они одновременно тащили его в разные стороны, спорили и ругались с ним, и, когда он думал, что уже вразумил, успокоил их, они вдруг снова срывались с места, исчезали, прятались от его взгляда, чтобы потом так же внезапно вернуться. Но эти горы им у него не отнять ничем: ни упреками, ни постоянными страхами прошлых и будущих прегрешений. И та плотина, которую он все это время ищет, выросла из бессонных его дней и ночей. Желязко возвращался в свой дом, где он оставил что-то очень важное; а может быть, Воевода не случайно выбрал для себя именно это место?