Время собирать виноград - [40]

Потом, достаточно укрепив свое положение, Ангел особенно болезненно стал относиться к ироническим намекам на то, почему как раз ему досталось лучшее из наследства бывшей буржуазии. (Злые люди намекали на его весьма своевременную женитьбу на младшей сестре убитого в полиции Димчо.) Оставалось только молча стиснуть зубы и терпеливо дожидаться, пока насмешники погрязнут в своих собственных делах и все толки на его счет сами собой заглохнут.

Себя Ангел не жалел. Затянув потуже ремень, брался за выполнение любых заданий. Знал, наступит день, когда он больше никому не позволит злословить на свой счет. Не глухонемой же он, не вещь, которую можно выставить всем на посмешище. Но на первых порах нельзя было давать волю злопамятности, она могла сыграть с ним плохую шутку. Он без звука согласился поехать с Желязко в горы, хотя и понимал, что не выдержит его бешеного стремления все и всюду успеть. При этом Ангел твердо решил, что не станет служить плетью Желязковой несдержанности и злости, и довольно прозрачно намекнул, в каких границах тот может на него рассчитывать. В те же годы он и начал постепенно укреплять свою крепость. И дом, и работа пришлись как нельзя более кстати в нелегкое для Ангела время, когда все были против него, а некоторые считали чуть ли не чернее самого черта. Он терпел и молчал, но знал, что это до времени, прощать он никому не собирался. А пока всю свою боль, всю свою силу он отдал семейным заботам. Дом стал его страстью, он во что бы то ни стало должен был привести его в порядок, обставить, вдохнуть в него новую жизнь. Братья, да и отец, со всем присущим сельскому мироеду упрямством, тоже загорелись этой идеей. Семья засучила рукава. И потом, когда подобные страсти уже закипели всюду, вдруг выяснилось, что вокруг налбантовского дома расцвел и зашумел новый сад, а в нем зазвучали звонкие детские голоса — в самые тяжелые годы сомнений, радости, бесконечных строек и мечтаний о новом, и во сне не виданном мире.

Получить приглашение в дом Ангела Костадинова стало большой честью; в мастерски сработанных шкафчиках, барах и холодильниках прочно обосновались неслыханные напитки и бальзамы, казалось для того и переплывшие океаны, чтобы внести новый свет и новый восторг в просторный, прохладный дом со львом на воротах.

Обустройство дома до того захватило Ангела и его братьев, что они уже не могли, остановиться. Теперь их страсти обратились на строительство дач в виноградниках у Римских терм, которые за последние несколько лет, словно венок, окружила дачная зона городка Б. На машине к дачам можно попасть за двадцать минут — пустяковое время. Да и люди вокруг тоже не дремали. Вскоре небольшая дачка старого Налбантова ютилась среди них, как воробей в голубиной стае.

Желязко услышал рычание и спрятался за деревом, откуда можно было наблюдать за домом Ангела Костадинова. Увидел морду, усы, позлащенные утренним солнцем, но, встретив злой взгляд, спрятался еще дальше, за угол. Не пойдет он мимо ворот. Лев следил за каждым его движением. «Неужели опять не подойдешь?» — в рычании льва слышались добродушные нотки. Вероятно, он был полон самых хороших намерений, но Желязко боялся встречи с хозяином дома, и это заставляло его быть подозрительным.

Лучше всего уйти. До его возвращения дом все равно никуда не денется. Последнее время Желязко тоже испытывал странное чувство — хотелось иметь свое. Мысль об этом пронзала его, словно электричество. Он сопротивлялся. Гнал ее прочь. Не хотел даже думать о чем-либо подобном. Боялся. И вовсе не потому, что когда-то открыто поносил всяческую собственность: просто у него не было сил осуществить эту навязчивую идею. Будь у него их чуть больше, да еще времени, он тут же засучил бы рукава и взялся за дело. И сопротивляться бы не стал. Слишком сильным и страстным было это желание — ничего в мире ему так не хотелось. А кирпич, лес, известь, песок — он все сумеет раздобыть для своего маленького дома, совсем своего, в котором он сможет сколько угодно распутывать свои долгие думы о том, что было и что будет. Больше всего ему хотелось иметь сад. Желязко даже во сне его видел — уступами по склону, и в нем — яблони, груши, персиковые и айвовые деревья, а среди них он сам на стремянке: весной с пилой и опрыскивателем, осенью с корзиной. Все сам будет делать, своими руками — сажать, окапывать, поливать, защищать от вредителей, злых ветров, заморозков. Непременно сам. Руки просто рвались к такому делу. А урожай он будет раздавать друзьям. Зайдет, словно бы невзначай и оставит полную корзину черешни, яблок, инжира. И меду. Потому что у себя в саду он непременно выделит местечко для нескольких ульев, о которых тоже будет заботиться сам. Признаться, Желязко уже и место подходящее выбрал — в Зеленково. Обойдет склоны, холмистые угодья и в конце концов остановится на клочке отцовской земли у самого леса: на отшибе, без воды, без электричества — ну и что из того? Он все себе устроит сам. И деньги найдутся, раз такое дело, уж он что-нибудь придумает. Заработает или скопит, как делают другие. Нет, о деньгах вообще думать не стоит. Важно, пока все в нем кипит и сон бежит от него, свезти на место материалы и взяться за дело; когда-нибудь он переберется туда насовсем, но сначала поселит там Воеводу. Потому что именно из-за него отец в свое время продал дом, стал горожанином. Ведь это он, Желязко, уговорил, заставил Воеводу бросить родные места. Но разве он его обманул? Оставил без крыши над головой… Нет, незачем заглушать эти ехидные голоса, незачем себя жалеть. Ведь действительно до сих пор он ни разу не задумался над тем, что значит для человека дом. Строить его, мучиться, ненавидеть за то, что не отпускает от себя, и всю жизнь именно за это — любить. Зря, что ли, так прочно живут в народе поверья о замурованной в фундаменте человеческой тени? И о хозяине, который, завершив постройку, неизбежно терял самое дорогое — жизнь сестры, матери, дочери? Но разве Желязко с меньшим нетерпением и радостью ждал сдачи того или иного объекта, чем хозяин ждет последнего возгласа мастера с конька крыши? И неужели, замороченный сроками, графиками, скандалами, ежедневными ЧП, он ни разу не почувствовал великой красоты того, на что ушли его молодость и силы? Всю жизнь без сна, без отдыха, может, именно поэтому так хочется узнать, что оно значит — вбить гвоздь в собственную дверь. Странное ощущение, ведь только подумать, сколько всего понастроено за последнее время у него на глазах и при его участии. Откуда оно, это неудержимое желание заиметь маленький домик с садом на опушке леса? Может, он просто стареет или впадает в детство? Впрочем, разве это не одно и то же?