Время секир - [26]

– Мои люди пойдут на приступ. Вы отразите первый, может быть, второй, и каждый раз будете нести потери. Третий отбивать будет уже некому, – прорычал Медведь.

Вместо ответа Ратмир посмотрел на стоявшего рядом Альфгара. Тот кивнул и быстро скрылся в полумраке прохода.

– Брат Тени отправился разводить сигнальный костер на крыше. Знак того, что крепость захвачена, и твоей армии, которая сидит под стенами, некуда будет уйти в случае внезапного нападения. Которое… – Ратмир помолчал, прикидывая в уме, – начнется еще до заката. Первый отряд черных всадников уже неподалеку и ждет сигнала.

Медведь помолчал и сказал:

– Даже если это правда, моя судьба определена. Хватит болтать. Пора сражаться!

– Я с радостью сниму с тебя шкуру, – произнес Эйнар и, прежде чем Ратмир успел что-то предпринять, шагнул вперед. – Говорят, у медведей ценная желчь. Я буду лечить ею жену.

– Кое-что ты уже не залечишь, – ответил Улл, и лицо Эйнара перекосила страшная гримаса.

– Он старается разозлить тебя! Не торопись! – успел крикнуть Ратмир, но Эйнар уже слышал лишь тяжелый марш толчков крови в своих ушах.

Однорукий напал сразу, сделав ложный выпад в ухмыляющееся, заросшее жестким волосом лицо, и перевел удар в ногу. Улл легко разгадал его движения, чуть отклонив голову и блокировав секирой лезвие внизу. И тут же напал сам, едва не расколов череп мощным ударом второго топора в левой руке.

Но Пересмешник уже подавил приступ ярости. Ощутив привычную упругость в ногах, перевел послушное тело в состояние маятника, что обычно выводило из себя даже опытных бойцов.

Медведь грузно шел вперед, обрушивая удары, каждый из которых мог стать для противника смертельным, но тот оказывался неуловимым. Улл попытался прижать Эйнара к цепи воинов, наблюдавших за поединком. Однорукий, предвидя это, все время смещался в сторону, не давая загнать себя в ловушку.

С тех самых пор как он учился заново драться после потери руки, Пересмешник открыл для себя слабое место викингов: могучие воины, привыкшие воевать на море и в пешем строю, полагались на крепость ног и рук, но не на скорость и гибкость. А значит, привыкшие к обмену мощными ударами, они всегда будут теряться перед постоянно движущимся противником.

Медведь пытался достать его то одной секирой, то другой, яростно меся воздух. Пересмешник начал поддразнивать его: снова уходя с линии атаки, он надувал щеки и комично тряс руками, изображая неуклюжего противника. На лицах дренгов появились ехидные усмешки.

– Дерешься как баба! – заревел Улл, услышав редкие смешки.

– А ты пляшешь, как ручной медведь, – ответил Эйнар.

Его слова утонули в общем хохоте. Медведь побагровел и сделал глубокий выпад. Однорукий вновь ушел, не противопоставляя силу силе, но используя ее, чтобы провалить врага в пустоту. Улл пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие, на миг застыл в воздухе и рухнул на колени.

Эйнар одновременным ударом обеих рук рубанул кисти, сжимавшие топоры. На дощатый пол полилась кровь. Улл Медведь принял поражение без крика. Ни один мускул не дрогнул на лице, когда он медленно поднялся на ноги. Глаза серой стали смотрели без страха.

– Твое лицо мне не пригодится, – сказал Однорукий, вонзил Ветер в пол, сжал кулак и ударил Улла в хрустнувшую челюсть. Тот рухнул на спину, закатив глаза. Эйнар опустился перед ним и быстрым движением перерезал глотку. Когда прекратились конвульсии, он вытер о дорогой шелк рубахи узкое лезвие кинжала.

– Медведь, а крови, как из свиньи, – сказал он. Воины приветствовали неунывающего Пересмешника лязгом оружия.

Ратмир крепко обнял друга и наконец-то перевел дух.

– Костер дымит вовсю, – доложил вернувшийся Альфгар. Он посмотрел на труп, раскинувший на полу разрубленные руки, на Эйнара и Ратмира и одобрительно кивнул.

– Значит, ждем гостей, – сказал Ратмир и повернулся к молчавшим пленникам: – Теперь вы в нашем отряде. Если ваши бывшие дружки прорвутся, они назовут вас предателями и прибьют гвоздями к этим стенам.

Раздумья были недолгими.

– Мы будем сражаться вместе с вами, – сказал один из них.

– Возьмите оружие убитых и идите к дверям, – приказал Ратмир. – Главное веселье впереди.

* * *

Трюм и его старшие дружинники почуяли неладное, после того как увидели черный дым, поднимавшийся с одной из башен. На их крики открыть ворота на стене появился один из уцелевших охранников Улла и заверил, что все в порядке, – это был знак берсеркам вернуться к морскому конунгу.

Вечером командующий лагерем отправил лодку к морскому входу в крепость из бухты. На борту находился человек, которому было дано указание доставить из ледника несколько бочек пива для отряда, вернувшегося с грабежей рыбаков, и отчитаться перед Медведем о походе. Ворота открылись, пропуская гонцов внутрь, но сумерки давно сгустились, а никто из посланцев так и не вернулся.

Мясник снова постучал рукоятью меча в ворота. На стену вышел тот же стражник и хмуро объявил, что Улл Медведь серьезно болен и будет говорить о делах не раньше наступления нового дня.

Ночью Трюм спал тревожно. Тяжелое предчувствие не давало спать, пока он не выполз из шатра, чтобы удвоить дозоры. Мясник посмотрел на черневшую между звезд крепостную стену. За ней было тихо. Слишком тихо, тише, чем хотелось бы.