Время Рыцаря - [14]

Историк причмокнул губами, пытаясь припомнить, что же такое он вчера пил. Похоже, что-нибудь вроде абсента, славящегося особым эффектом на непривычных к нему людей. Вином так память не отшибет. А вот ездил ли он вчера в архив, как было задумано, и вообще, сколько дней длится этот праздник? И с чего вдруг весь этот карнавал? Альберт задавал себе множество вопросов, но ответов в голове не было ни на один. Память пестрила средневековыми картинами, но сделать какие-то выводы о продолжительности пьянки он не мог. Точнее, мог, но отогнал эти мысли как заранее абсурдные, так как выходило, что средневековье начиналось у него чуть ли не с детства… Теперь Альберт начал понимать причину злорадного удовольствия во взгляде незнакомца. Так смотрят на того, кто по пьянке натворил дел и ждет теперь заслуженной расплаты в виде вспышек страшных озарений, утерянных денег и пропавших документов.

Альберт вытер рукой пот, оцарапав при этом лоб, и нашел в себе силы дипломатично улыбнуться. Он доковылял до зыбкого проема окна, отодрал ветхую тряпицу, но ни стекол, ни самой рамы почему-то не оказалось. И удивиться этому не успел, потому что сразу разглядел напротив башню. Стало страшно. Взгляд, который раньше свободно шел над верхушками деревьев к желтому репсовому полю, теперь перекрывался серой громадой, выросшей за ночь. Плечи уперлись в стену и не выпускали голову далеко, но того, что Альберт разглядел, было довольно, чтобы больше не удивляться никогда и ничему. Сам двор остался на месте, но уже без щебенки, с выцветшей вытоптанной травой, пятнами коричневых луж, и был окружен стенами и башнями на фоне свинцового неба, словно замок отстроили в том виде, каким он был в древности. Над аркой ворот стояли два воина в железных шлемах и стеганых кожаных куртках – таких же, как и на незнакомце. Они поигрывали длинными, в свой рост, луками и оживленно беседовали. Лесок вдали был по-зимнему черен и гол.

'Так это же сон', – с облегчением подумал Альберт, выныривая из окошка обратно в башню. Он нервно прошелся по комнате, чувствуя себя хоккейным вратарем в полной форме, взял с сундука тяжелый шлем, несколько раз суетливо поднял и опустил забрало и снова положил шлем на место. Был соблазн списать все на проделки дяди, но какой дядя сможет вдруг отстроить стены замка и добавить за ночь башни, пусть и фанерные. Значит, все-таки это сон и надо действовать по законам сна. Альберту и раньше, бывало, снились яркие сны, но чтобы так отчетливо… 'Просто перед сном много думал о Роджере Уолше, вот и приснилось, что сам стал Уолшем, – решил Альберт. – А история с зеркалом и видение рыцаря – тоже сон. И надо его досмотреть. Вот только почему так кружится голова и ноют виски? И может ли во сне так тошнить?'

Потрясенный, он ходил кругами по комнате, забыв про лучника, и все вспоминал, болело ли у него что-нибудь в снах, голова например, и почему она болит сейчас, а ехидный внутренний голос, совсем незнакомый, все подсказывал, что болит голова потому, что пил вчера с оруженосцем, и винил во всем отвратительное недозревшее вино. Голос этот был настолько непривычный и чужой, грубый и взрослый, что Альберт сам себе начал казаться чужим. Лишь любопытство останавливало от попыток проснуться.

Тут Альберт чихнул, и краем глаза заметил присутствие в комнате кого-то третьего, который мелькнул в зеркале. Альберт испуганно огляделся, никого больше не обнаружил и медленно подошел к пугающей замковой реликвии, наполняясь страшным подозрением. И тут любопытство сменилось ужасом, да таким, что Альберт непроизвольно застонал. Зеркало больше не было мутным, и в нем явственно различалось обезображенное отчаянием чужое лицо. Оно было бледное, мужественное, копна каштановых волос подстрижена под горшок, но страх сквозил в серых глазах, а брови поднялись домиком от удивления. И это лицо, принадлежащее человеку лет сорока, состаренное резкими морщинами на щеках и над переносицей, было, несомненно, тем последним, что он запомнил тогда в спальне, передвигая зеркало.

Альберт перевел взгляд на лучника, как бы приглашая его в свидетели страшных событий, но тот был спокоен и лишь нудно повторил:

– В Холле ждет. Говорит – дело срочное.

– Кто? – спросил Альберт не своим голосом.

– Я же говорю. Посланник. Сэр Ричард Гроус. От командующего Ноллиса.

Историк опустил голову, задумался, но мозг поставил заслон для новых впечатлений, опасаясь некорректных выводов. Постояв так немного со склоненной головой и придурковато вглядываясь в пламя факела, Альберт наконец вымолвил:

– Так проводи к нему.

На мгновение мелькнула нелепая мысль, что посланник не кто иной, как переодетый дядя, и сейчас все прояснится, и все рассмеются, и рухнут фанерные стены, и предъявят счет от пластического хирурга.

Рывком открыв дверь в кошмар, лучник первым зачастил по лестнице, изредка царапая макушкой шлема низкий потолок, а за ним поспешил и 'спящий'. Но поспешил – сильно сказано, скорее стал сползать в узкой кишке каменной лестницы, действительно в этот момент ощущая себя во сне, когда хочешь бежать, но еле двигаешься. Уже в основании башни, на выходе Альберт столкнулся с каким-то парнем в кожаных штанах и красной рубахе. Он нес в тазу воду, взглянул вопросительно, но Альберт не прореагировал и пролязгал мимо.