Он говорил еще о чем-то. Говорил, говорил, но Халдон его уже не слушал, лишь отмечал про себя, что давно перевалило за полночь, хотя утро еще и не близко, что речь парня постепенно становится все более сбивчивой, что костер догорает, а трое сидящих вокруг него зуагиров во главе с сердитым, похоже, задремали, потому, что не подкидывают дров, чем добросовестно занимались до сих пор.
Если он собирается уходить, то сейчас самое время. Парень наконец-то умолк, костер потух окончательно, и лишь несколько углей еще тлели на том месте, где недавно еще жаркое пламя с аппетитным хрустом пожирало дрова.
Халдон быстро размотал удавку и бесшумно сел. Парень даже не шевельнулся, он мирно спал, устало свесив голову на грудь, трое остальных дремали у потухшего костра. Отработанным движением жрец вскинул руку. Мгновение — и удавка затянулась вокруг шеи. Мальчишка слабо задергался, не успев даже понять спросонья, что произошло.
— Тихо, тихо, парень,— шептал ему на ухо жрец, сильнее затягивая петлю,— скоро встретишься с отцом.
Халдон чувствовал, как движения весельчака понемногу слабеют. Наконец он дернулся в последний раз и затих. Темнота ночи сменилась для него мраком небытия. Халдон аккуратно опустил на землю мертвое тело и, ослабив петлю, снял удавку с шеи мертвеца и намотал ее себе на запястье. Свое дело она сделала, с оставшимися тремя ей не справиться.
Он осторожно потянул руку за спину, достал три ножа, тихо встал и хорошенько прицелился. Ни один из троих даже не шевельнулся, когда двоим ножи вонзились прямо в шею, а третьему, тому самому сердитому, клинок угодил в левый глаз и, проткнув его и пройдя сквозь мозг, застрял в затылочной кости.
«Вялые они со сна»,— с усмешкой подумал жрец и пошел искать их сумки. Он выгребал из них еду и деньги, но не трогал вещей, понимая, что, если его остановят еще раз и обыщут, будет очень трудно объяснить, где он взял барахло, принадлежавшее покойникам. Покончив с этим делом, он присел на камушек, чтобы перекусить. Есть он, правда, не хотел, но понимал, что дальше ему, похоже, придется двигаться тайком, а значит, неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз.
* * *
С раннего утра по улицам и улочкам Сура-Зуда ходили глашатаи и громогласно объявляли о том, что близится Время Полной Луны — легендарная дата, ради которой жили в отрыве от всего мира, терпели лишения и страдания многочисчисленные поколения предков. Но теперь все изменилось — нет больше богатых и бедных, крестьян и ремесленников, воинов и жрецов. Отныне все равны. Всех ждут на площади, где в полдень начнется церемония Пробуждения Спящего, которая продлится семь дней.
И потому, как упорно им, вольным гражданам обещали свободу, Конан понял, что первоначальное впечатление не обмануло его — жители города фактически находились на положении рабов.
Глашатаи продолжали расхаживать по улицам, зазывать народ, обещая бесплатное угощение во время церемонии. Солнце поднималось все выше, и вскоре по улицам покатились телеги, груженные бочками с пивом и разнообразной снедью. Как видно, жрецы решили не скупиться и по такому случаю пошли на разорение собственных кладовых. Это возыимело решающее действие. Высыпавшие на улицы люди буквально заполонили город, и Конан подивился про себя их числу.
И еще он подумал, что, видать, неспроста люди сидели по домам. Эта нехитрая догадка тут же породила вопрос: а зачем они понадобились жрецам теперь? Сидели бы и дальше в своих норах… К чему их собирать на площади? Бесплатно кормить и поить? Чем больше он думал, тем серьезнее подозревал, что за всем этим спектаклем что-то кроется.
Вскоре киммериец заметил, что жрецы и стража исчезли с улиц города, и он со своими людьми (ночью пришел еще один отряд, и теперь их стало почти две сотни), рискни они показаться на улицах в прежнем обличии, неизбежно оказались бы как на ладони. Конан ни на миг не поверил в дурацкие разговоры о том, что нет теперь ни жрецов, ни простолюдинов. Скорее уж, все это представление было затеяно именно для того, чтобы выследить их, ведь в отличие от настоящих жрецов незваные гости ничего не знали о сценарии торжества.
Но что же делать? Не говоря уже о том, что одежды, простолюдинов, которой они располагали, на всех не хватит, и он сам, и Акаяма, и тем более Зул, стоит им появиться на улице, мгновенно привлекут всеобщее внимание!
Кром!
Конан с досады двинул кулаком по подоконнику. Нужно срочно послать Фана, чтобы нынешней же ночью привезли побольше одежды, а пока придется сидеть дома. По крайней мере, большинству из них.
Тефилус пришел в бешенство, когда киммериец рассказал ему о своих наблюдениях, а главное — выводах.
Он заявил, что ему плевать на все! Он приехал сюда для того, чтобы освободить дочь, и не намерен сидеть дома, сложа руки и ждать, пока его девочку на его же глазах сожрет проклятый паук!
Конану стоило большого труда убедить его остаться и сделать это он смог лишь после того, как вспомнил, что они могут прекрасно видеть все из окон. Пожалуй, даже при том столпотворении, которое неизбежно начанется там в полдень, когда начнут раздавать бесплатную еду, они даже окажутся в наиболее выгодном положении.
