Время полдень. Место действия - [51]

Шрифт
Интервал

Они стояли не касаясь друг друга под тускло красневшей лампой. Дождь колотил о стекла.


Механизированная колонна мелиораторов угнездилась на краю поселка, растолкав мелколесье, врезавшись домами и техникой в глину и топь.

Полина ожидала в прорабской, когда уляжется утренняя толчея вокруг главного инженера, чтобы отдать втихомолку заявление об уходе, — без лишних глаз, разговоров.

Машинный двор после ливня блестел водой и мазутом. Изношенные тракторы, без гусениц, с проломами в радиаторах, чернели на цветных подтеках бензина. Два бульдозера разворачивались осторожно в тесноте механизмов, выбираясь наружу. Желтый экскаватор, качая стертым ковшом, колыхался рывками на плоских подошвах, и экскаваторщик сквозь грохот кричал и грозил кулаком из кабины.

Она видела Алексея, погрузившегося в корчеватель, утонувшего в черном железе, серую едкую гарь его двигателя. Подумала о нем отчужденно, отпуская подальше. Туда, где на кромке поймы корчевали гиблую гарь, выпахивая скользские горы болотного зловония и тлена. Терпеливо ждала инженера.

А тот, седой, остроносый и яростный, нацелился гневно на мастера, выкрикивал, тыкая пальцем в окно:

— Ты смотри, черт те что у тебя на дворе творится! Лом у тебя или техника? На самом ходу бросаешь! Поехал, не так развернулся, и к черту!.. Ненавидите вы ее, что ли, технику? Она же тысячная!.. Я с тебя за нее спрошу! Я с тебя по копейке вычту! Я тебя под суд отдам!

— Все к черту брошу! — орал в ответ мастер, выпячивая перепачканные химическим карандашом губы. — Все только и знают: мастер, мастер!.. Ты ночи не спишь, болеешь душой, а тебе хрен благодарности! Рабочий с одной стороны долбит, начальство — с другой!.. Ищите другого мастера, а я опять на бульдозер сяду!.. И заработаю больше, и нервы сохраннее будут!

— Нет, ты у меня за нервы не спрячешься! Ты у меня тут поработаешь! Я тебя научу работать! Я вас технику беречь научу! Вы как здесь, на дворе, портачите, так и в пойму лезете! Там черт те что накурочите!.. С буковки вас переучивать стану! Как шапку носить!..

— Как шапку носить, мы знаем!

— Да, знаете!

— Знаем!

— Как же, знаете вы…

— Знаем…

— Уж вы-то знаете…

— А вот знаем…

Они стихали, ворча, отходя друг от друга.

Полина хотела подойти с заявлением. Но в прорабскую сунулся парень в военной форменке, в кирзовых сапогах.

— Я к вам, Владимир Григорьевич…

— Чего тебе?

— Как же, все вашими обещаниями кормимся… Сюда ехал, в газете писали: богатые перспективы, новая техника! А вы нас на лом посадили. Я в армии ракетовозы водил. А вы мне списанный трактор! День ползает, два на ремонте простаивает! Чего я на нем заработаю! Все новые трактора старички разобрали, а нам, молодежи, рухлядь… Не годится. Мы промеж себя толкуем: еще поглядим-поглядим и уедем… Зачем же тогда писать, в заблуждение вводить?

— Ты погоди, в заблуждение! — перебил инженер, укрощая его и тайно любуясь его молодой, смелой силой. — Толкуют промеж себя, нечего сказать, важные птицы… Вы думали, приехали, и вот вам все готовенькое, по красной дорожке? Ты человек военный, должен понимать положение… Нам вон в войну в Белоруссии трактора ночью выгрузили, а куда — впотьмах не видали. Они за ночь в болото ушли с головкой. Мы их пальцами из болота выковыривали да под бомбежкой ртом продували, голыми руками перебирали и для танков насыпь построили… А вам, вишь, трактор отремонтировать трудно на крытом дворе со всеми удобствами!

— Я не ремонтником сюда нанимался! А вы старичкам всю технику!

— Верно. Они, которых ты старичками зовешь, по десять лет в мехколонне. У них семьи, детишки. Их я должен в первую очередь заработком обеспечить, дать фронт работ… А у вас время терпит. Обвыкнитесь месяц-другой, покажите, на что годны. Мне к октябрю десять новых единиц техники присылают. Тогда уж вам в первую голову.

— Вы и тогда и мне, и Мартынову обещали… Теперь не забудьте!

— Не забуду я вас с Мартыновым. Я о вас, Егорушкин, помню…

Парень, повернувшись на каблуках, вышел, подхватив за порогом кувалду. А Полина удивлялась, как по-разному с каждым говорит инженер. И хотелось положить перед ним заявление и видеть его огорчение. Услышать расспросы: почему, с какой стати? И открыться ему, постороннему, образованному, знающему цену людям. Пусть выслушает и подскажет: как жить? Чего ждать за всеми дождями, моторами, получками, за таянием сил и старением? За неясным беспокойством и мукой, ожиданием бог весть чего? Что из всего родится? Пусть обнадежит, научит…

Но вошел начальник участка, маленький, коротконогий и сизый, в приплюснутом на брови берете. Сунул инженеру лохматую синьку, накрыв остальные бумаги. Стал требовательно жаловаться:

— Я, Владимир Григорьевич, торжественно обещаю: график сорвем и со сдачей запорем!.. Вы мне вовремя труб недодали, тристадвадцатку? Насосные передвижки, об которых вам обзвонился, где? Экскаватор траншеи нарезал, мне бы дренажи заложить да закрыть. А вы бульдозер назад отобрали к Манько! А вчера дождь прошел, и залило траншеи!.. Нет, Владимир Григорьевич, я торжественно вам обещаю: мы со сроками сядем!

— Ладно, Кузовкин, постой, — мягким голосом ответил инженер, оглядывая насмешливо и любовно берет блином, сизый нос начальника участка. — Мы у тебя вчера были. Хорошо у тебя, красиво. Травка, как изумруд! Скоро коровок пустим… Я любовался, думал: а ведь колебался — ставить или нет тебя на участок? А теперь вижу: правильно, что поставили, не ошиблись…


Еще от автора Александр Андреевич Проханов
Идущие в ночи

«Идущие в ночи» – роман о второй чеченской войне. Проханов видел эту войну не по телевизору, поэтому книга получилась честной и страшной. Это настоящий «мужской» роман, возможно, лучший со времен «Момента истины» Богомолова.


Чеченский блюз

Пристрастно и яростно Проханов рассказывает о событиях новогодней ночи 1995 года, когда российские войска штурмовали Президентский дворец в мятежном Грозном. О чем эта книга? О подлости и предательстве тех, кто отправлял новобранцев на верную гибель, о цинизме банкиров, делающих свои грязные деньги на людских трагедиях, о чести и долге российских солдат, отдающих свои жизни за корыстные интересы продажных политиков.


Охотник за караванами

В «Охотнике за караванами» повествование начинается со сцены прощания солдат, воюющих в Афганистане, со своими заживо сгоревшими в подбитом вертолете товарищами, еще вчера игравшими в футбол, ухажившими за приехавшими на гастроли артистками, а сейчас лежащими завернутыми в фольгу, чтобы отправиться в последний путь на Родину. Трагическая сцена для участвующих в ней в действительности буднична, поскольку с гибелью товарищей служащим в Афганистане приходится сталкиваться нередко. Каждый понимает, что в любой момент и он может разделить участь погибших.


Убийство городов

События на Юго-Востоке Украины приобретают черты гражданской войны. Киев, заручившись поддержкой Америки, обстреливает города тяжелой артиллерией. Множатся жертвы среди мирного населения. Растет ожесточение схватки. Куда ведет нас война на Украине? Как мы в России можем предотвратить жестокие бомбардировки, гибель детей и женщин? Главный герой романа россиянин Николай Рябинин пытается найти ответы на эти вопросы. Он берет отпуск и отправляется на Донбасс воевать за ополченцев. В первом же бою все однополчане Рябинина погибают.


Седой солдат

В старину ставили храмы на полях сражений в память о героях и мучениках, отдавших за Родину жизнь. На Куликовом, на Бородинском, на Прохоровском белеют воинские русские церкви.Эта книга — храм, поставленный во славу русским войскам, прошедшим Афганский поход. Александр Проханов писал страницы и главы, как пишут фрески, где вместо святых и ангелов — офицеры и солдаты России, а вместо коней и нимбов — «бэтээры», и танки, и кровавое зарево горящих Кабула и Кандагара.


Господин Гексоген

В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана.


Рекомендуем почитать
Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Новобранцы

В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.