– Сегодня… какое… число?
Глубокая тишина наступает за этими ничего не значащими словами, от которых у меня переворачивается сердце. Каждое слово звучит так, будто Бренда вкладывает в него всю себя.
– 12 августа, – наконец отвечает Керри.
– Твой день… рожденья, Томас… скоро?
Я с трудом сдерживаю слезы.
– Да, Бренда.
В ее глазах появляется страх. Она указывает пальцем в мою сторону, морщась от мучительного усилия.
– Беги… не дай им поставить… тебе… чип!
Входит сиделка и говорит, чтобы мы пришли завтра – нельзя утомлять больную. Она подталкивает нас к двери, и я успеваю сказать Бренде, что, пока она спала, я поливал ее цветы и свергал правительство и теперь никому и никогда не имплантируют чип, а Министерство культуры будет покупать всё, что она нарисует.
В конце коридора, забитого ранеными демонстрантами, мы наталкиваемся на взволнованного Луи Пиктона, который только что выскочил из лифта. Он рассказывает, что был поглощен приготовлением шоколадного мусса, когда на его поверхности возникла надпись «БЕГИ В БОЛЬНИЦУ!». Смысл этих слов ему так же ясен, как и их происхождение.
– Если дедушка прислал мне это, значит, она умерла. Это правда?
Керри надувает щеки и делает мне знак догонять ее. Нам как-никак предстоит предотвратить гражданскую войну. Я жду, когда за ней закроются двери лифта, и поворачиваюсь к бедному парню, оплакивающему женщину, которую даже не успел очаровать.
– Нет, Луи. Ты ее разбудил.
Он смотрит на меня изумленно и недоверчиво.
– Как это «разбудил»?
– То, что ты рассказал Бренде о шоколаде, разбудило в ней желание… Открыв глаза, она первым делом посмотрела на пустую коробку. Только не закармливай ее.
С сияющим видом Луи нервно поправляет волосы, втягивает живот и застегивает свой поварской китель, чтобы выглядеть немного мужественнее.
– Так лучше? Я произведу на нее впечатление?
Я дружески хлопаю его по плечу. Тоже чтобы произвести впечатление. Что я классный парень. Отдать другому женщину, которую любил, – это намного круче, чем убить двух диктаторов.
– Она твоя, Луи. Только… я отдаю ее тебе лет на десять. И ты вернешь мне Бренду в хорошем состоянии, обещаешь? Я хочу сказать: сделаешь ее счастливой.
Луи пристально смотрит мне в глаза и важно кивает.
– Обещаю.
Не обращая внимания на протесты сиделки, он бросается в палату и захлопывает за собой дверь. Мгновение я стою неподвижно. Сердце мое разбито. И я бегу догонять Керри, чтобы она меня излечила.
* * *
Посреди пылающих автомобилей, подожженных на радостях нашими согражданами, мы обмениваемся первым поцелуем. Я целую ее в губы, стараясь не сталкиваться зубами. Оказывается, это совсем непросто, но неожиданно приятно, хотя мне боязно выглядеть новичком в этом деле. Проходит целая вечность, и, когда наши рты уже почти сводит судорога, Керри отрывает от меня губы и смотрит с каким-то смущением. Не зная, что сейчас уместнее – мужественная сдержанность или романтический порыв, – я доверительно шепчу:
– Но это всё-таки лучше, чем в мечтах, верно?
Она отвечает:
– Нет. Но когда-нибудь будет.
Взявшись за руки, мы идем по улицам мимо погромщиков и мародеров. Война окончена, и впереди у нас другая история – история любви.
