Время новой погоды - [67]

Бадди сменил станцию, нашел новости. Дела в мире, как обычно, шли плохо.

Прозвучало сообщение о новых болезнях: хронофобия, по-видимому, просто бушевала, как и боязнь гравитации, но возможно, самым губительным из всех новых заболеваний была фобофобия – страхобоязнь. Бадди переключился на другую станцию: ГИД «Корпорации Америка» давал интервью по поводу своей политики, вызывающей загрязнение воздуха. «Воздух? – говорил он. – Стоит ли беспокоиться о том, что совершенно прозрачно? Ведь сквозь него абсолютно все видно! Это совершенно несущественно!» Бадди снова покрутил ручку. Гость программы: «Ну-ну! Что за проблема – продать немножечко времени? Люди веками продавали время – по сорок часов зараз, целую жизнь продавали!»… Визитная карточка станции: «Вы слушаете Ка-США – Америка на вашей шкале!»… Еще один проповедник: «Боги спят вот уже тысячу лет. Мы наконец вступаем в такое время, когда они вот-вот проснутся». Щелк!

Неужели теперь никто больше не слушает музыку?

Тут сзади с ревом стали приближаться фары… Они мчались быстро… «Слишком уж быстро», – только и успел подумать Бадди, когда они нагнали его машину, ярким светом до краев залив зеркало заднего вида. Он услышал высокий, жалобный вой рвущегося воздуха, визг идущей на полном газу машины, и каждый мускул его тела напрягся, ожидая неизбежного удара. Но чудесным образом огни фар, догнав его, разошлись, словно море. Два мотоцикла промчались мимо – один по узкой обочине справа, другой слева. Перед его машиной они снова соединились, и двойной комплект хвостовых огней, словно горящие красным светом глаза, стал с затуханием рева уменьшаться и наконец исчез совсем.

Вот и еще одно избавление, подумал Бадди, когда колотящееся сердце мало по малу сбавило ритм до нормального. Или, скорее всего, просто еще одна ничего не значащая случайность. Куда бы он ни глянул, что бы он ни увидел, все казалось ему огромным сердцем непостижимой тайны. Неужели он когда-нибудь еще чувствовал себя таким же усталым?

Бадди больше не понимал значения чего бы то ни было вообще, но он хотя бы ЕХАЛ.

Наконец-то ехал.

Ехал искать отца.

41. Темный горизонт

Бадди разглядел красный отблеск костра на темной поверхности реки и остановил старую машину Эдди на обочине дороги у края моста. Он прошел на мост и встал между опорами. Воздух был пронзительно холодным и, глядя вниз, на журчащую воду, Бадди потуже запахнул куртку. Если все, что сказал ему Хьюберт в разговоре, последовавшем за звонком Бадди к матери, было верно, то это должен быть тот самый мост. Однако Бадди почему-то хотелось рассмотреть ситуацию более тщательно, прежде чем просто сойти вниз по набережной и сказать… что? Как ему следует приветствовать этого человека, которого он никогда не видел и которому тем не менее обязан своим существованием? «Привет, папа!» казалось уж слишком неформальным. Чуть слишком личным. Но другие приходившие ему на ум слова были еще более неформальными: услышав такие слова, его мать строго нахмурила бы брови. Может, я просто не готов к встрече с отцом? – думал Бадди. Пока еще? После двадцати двух-то лет – какая разница, если он помедлит еще несколько минут?

Ночь была темной, маленький осколок луны висел на западном склоне неба – там все еще виднелась полоска бледного пурпура в том месте, где закатилось солнце. Словно разорвав ткань реальности, тоненький месяц повис над горизонтом, с другой стороной мира бросая в темноту крохотный, слабенький ломтик света. Затем темный горизонт втянул луну в себя, и вокруг Бадди сомкнулась чернота. Темные струи реки отражали свет костра, словно… «Словно струйки пролитой крови, – подумал Бадди; настроение у него было драматическое. – Как кровь Баттерфляй на асфальте, когда ее увезли. Или как адское пламя. Господи, я впадаю в мелодраматический тон…» Но, с другой стороны, воспоминания о Ронде бились о стенки его сердца, рвали его изнутри, словно когтями, стремясь выйти наружу, а ум был в таком смятении, что каким бы ни был результат его размышлений, ничто не могло его удивить.

Здесь, у черта на куличках, других машин не было видно. «Впрочем, мы вечно оказываемся у черта на куличках, – подумал Бадди. – Не только я, весь род человеческий».

Пожалуй, он слишком много времени проводил с Висенте.

В конце концов стало невозможно дольше избегать встречи. Он глубоко вздохнул и заскользил вниз по откосу к берегу реки. Воздух здесь был пропитан запахами, которые показались Бадди странными: лед и огонь, соль и темная вода, влажный запах прибрежного песка.

Он зашагал сквозь тени к костру, чей свет трепетал на ржавом металле мостовых опор, затем заколебался, пытаясь сориентироваться. Он не знал, чего ожидать, но совершенно явно не ожидал того, что увидел: огонь поднимался с земли в полудюжине мест – костры были размещены почти точно по кругу: кучки обломков, сложенные пирамидками, ярко и дымно горели, добавляя свой аромат к густым запахам этого места.

Посреди огненного круга, у самой земли, Бадди увидел стройную фигуру. На коленях? Нет, подумал Бадди, он сидит. Поджав под себя ноги, совершенно неподвижно человек сидел перед самым высоким пламенем в позе глубочайшего раздумья. И – была ли то игра света или какая-то аберрация в силе тяжести – казалось, что он завис в нескольких сантиметрах над прибрежным песком, а сквозь его тело будто бы виден свет костров.