Время московское - [40]

Турнир продолжался уже несколько часов. Великий князь слегка замерз, проголодался, да и от доброй чарки не отказался бы. Возня, происходящая на ристалище, несколько утомила его. Он чуть склонился в сторону Некомата:

— Долго еще?

— Последний бой, ваше величество, — с почтением ответил Некомат. — Обратите ваше внимание на рыцаря с розовым плюмажем на шлеме. Он будет победителем. Барон Монморанси. Весьма доблестный воин. Отличный воевода из него получится.

— Монмо… Кто?

— Монморанси.

В этот момент бойцы вновь скрестили мечи в могучем ударе, от чего клинки разлетелись и у того, и у другого. Гладиаторы схватились за боевые топоры. «Оружие у них дрянь, надо будет их нашим вооружить, — подумал великий князь. — И тут же из какого-то темного уголка сознания выскользнула мерзкая мыслишка: ведь сегодня какая-нибудь сволочь обязательно донесет Сергию». Настроение у великого князя мгновенно испортилось.

Боец с розовым плюмажем наседал. Он уже выбил щит из рук противника. Тот, беспорядочно и неловко отражая удары, отступал. Наконец, сделав неверный шаг, упал на спину. Противник занес топор для решающего удара. Публика в восторге заревела: «Бей!» Поверженный заколотил рукой по земле, подавая знак: «Сдаюсь».

Некомат встал и, подняв обе руки, призвал публику к тишине.

— Победил барон Монморанси! — объявил он, дождавшись относительной тишины. — Но прежде чем на голову победителя будет возложен лавровый венок, в согласии с древней традицией турниров великий князь повелел мне спросить вас: нет ли желающего сразиться с победителем?

Глашатаи, повторяя, понесли эту весть дальше, по всем трибунам.

— Некомат, ты же сказал: последний бой, — дернул советника за одежду великий князь. — Хватит, надоело…

— Так положено, ваше величество, это традиция, — слегка понизив голос, ответил Некомат. — Да увидите, не будет желающих. Сейчас пригласим сюда Монморанси, боярыня Тютчева наденет ему на голову венок, а вы вручите кошель с наградой. И все. Можно будет ехать отсюда.

Некомат был прав, как всегда. Желающих не находилось. Глашатаи уже заканчивали выкликать победителя, практически замкнув круг, и великий князь поднялся, уже готовый сделать приглашающий жест Монморанси, когда на дальнем конце ристалища из-за ворот раздался требовательный зов боевого рожка. Служки открыли ворота, и на ристалище въехали два всадника.

Один из них, в полном боевом облачении, послал коня легким аллюром к великокняжеской ложе. Второй же, в простой одежде, остался ждать у ворот.

— Рыцарь, ты принимаешь вызов барона Монморанси? — спросил Некомат у подъехавшего к ложе всадника.

— Не я. Мой господин.

— Как его имя?

— Зачем тебе сейчас его имя? Если он проиграет, его имя никому будет не интересно. Если же выиграет, то он назовет свое имя великому князю.

— Но достаточно ли он знатен, чтобы сражаться с бароном Монморанси? — засомневался Некомат.

— Достаточно.

— Кто за это может поручиться?

— Я. Слово ордынского мурзы.[9]

При этих словах незнакомца великий князь, ткнув Некомата кулаком в бок, даже зубами заскрипел. «Занесла сюда нелегкая ордынскую сволочь». Растерянность Некомата длилась не более секунды:

— Вам отведут шатер. Готовьтесь к бою.

Подняв коня на дыбы и заставив его сделать прыжок, сотник Адаш, ибо это был конечно же он, галопом направился к ожидавшему его Сашке.

Сидя в отведенном им шатре, Адаш и Сашка ожидали посредника для согласования условий поединка и вяло препирались:

— А если он не согласится на смертный бой? — сомневался Сашка.

— Согласится, государь, не сомневайся. Еще сам предложит. Я ему сейчас такое послание передам… Я ведь первейший мастер по матерной ругани. В их варварском языке и слов-то таких нету, чтобы описать все, что я думаю про его родню. Бывало, ваш батюшка меня всегда вперед посылал, за боевые порядки, когда надо было специально раздразнить врага…

Тут в шатре появился посредник и, не теряя времени, деловито принялся излагать условия:

— Барон Монморанси предлагает биться на конях копьями без боевых наконечников. Съезжаться до тех пор, пока один из соперников не будет выбит из седла. Победителем считается тот, кто останется на коне.

— Да кто он, вообще, такой, этот твой барон Мон… — грозно начал Адаш, вращая, как бы для забавы, обнаженный меч. — Это надо еще проверить, что он за барон. Эдак любой может приехать черт знает откуда и назваться бароном. А самого голодранца, который небось и не ел никогда досыта, пьяная подзаборная потаскуха-мать родила в сточной канаве…

— Простите, господин, — засуетился посредник, — может быть, вы сами согласуете условия поединка? А я помогу вам перевести.

— Что ж, давай, — охотно согласился Адаш и, вложив меч в ножны, вышел из шатра. Посредник поспешил за ним следом.

Адаш отсутствовал недолго, минут пять, по крайней мере так показалось Сашке. Вернувшись, он с удовлетворением объявил:

— Драться будете до смерти любым оружием. Надеется тебя убить, чтобы потом драться еще и со мной.

— Отлично. Готовь коня, еще раз проверь — хорошо ли приторочен колчан со стрелами да легко ли выхватывается лук из саадака.[10] А то вчера пришлось пару раз его буквально выдергивать оттуда. А это — время…