Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 2. Часть 3 - [18]
Шел я из школы (а я ходил в школу с рудника, где работал отец, версты за четыре). Был хороший солнечный осенний день. Случается в Донбассе такое бабье лето: как снег, летит белая паутина. Красивое время. Мне с товарищами повстречался извозчик на дрогах, остановился и заплакал: "Деточки, что делается в Юзовке!". Мы не знали, кто он такой и почему он нам стал вдруг говорить, что там происходит. Мы ускорили шаг. Как только я пришел домой и бросил сумку с тетрадками, то побежал в Юзовку. От нас до нее было несколько верст. Когда я прибежал туда, то увидел много народу на железнодорожных путях. Там стояли большие склады с железной рудой. Ее привозили про запас из Криворожья и сваливали, готовили на зиму, чтобы не происходило перебоев в работе домен. Возникла естественная преграда пути. Через нее прокладывали тропы: карабкались по ней шахтеры, когда ходили в Юзовку на базар и преодолевали гору красной руды. На горе стояла толпа. Смотрю, прибыли казаки, заиграл рожок. Я никогда прежде не видел войск, это было для меня в новинку. Как заиграл рожок, тут рабочие из бывалых солдат заговорили, что дан сигнал приготовиться к стрельбе, сейчас будет залп. Народ хлынул на другую сторону склона. Солдаты же не пропускали в город рабочих. Прогремел залп. Кто кричал, что стреляют вверх, кто кричал, что стреляют холостыми и только для острастки, но какие-то солдаты стреляют боевыми патронами. Орали, кто как мог. Потом наступила пауза, и народ опять хлынул на солдат. Уже поздно вечером люди разошлись.
Я слышал потом разговоры рабочих с нашей шахты, которые попали в Юзовку. Они рассказывали, как там грабили евреев, и сами приносили какие-то трофеи: кто - сапоги, целый десяток, кто - платье. Другие рассказывали, как пошли толпой евреи с какими-то знаменами и несли на себе своего царя ! Их встретили русские с дубинками. Тут еврейский царь спрятался в кожевенном заводе. Завод подожгли. Он действительно сгорел. А в нем, дескать, сгорел их царь. Столь примитивное понимание дела отсталыми рабочими было использовано черносотенцами и полицией, которые натравливали рабочих на евреев. На второй день прямо из школы я побежал в Юзовку: посмотреть, что там делается? Никто никого не задерживал, народ валил по всем улицам местечка. Грабили. Я видел разбитые часовые магазины, много пуха и перьев летало по улицам.
Когда грабили еврейские жилища, то распарывали перины, а пух выбрасывали. Шла старушка и тащила железную кровать. Этой же улицей шли солдаты. Один солдат подскочил: "Бабушка, я тебе помогу". И помог ей нести чужую кровать. Пронесся слух, что имелся приказ: три дня можно делать с евреями, что угодно. И целых три дня такому грабежу не оказывалось никаких препятствий. Я услышал, что много побитых евреев лежит в заводской больнице, и решил со своим дружком сходить туда. Пришли мы с ним и увидели ужасную картину: лежало много трупов в несколько рядов. Только через три дня власти начали наводить порядок, и погром был прекращен. Никаких преследований грабителей не было. Действительно, три дня были предоставлены громилам-черносотенцам, и никаких последствий ни грабежи, ни убийства не имели[27]. Потом многие рабочие опомнились, поняли, что тут была провокация. Они разобрались, что евреи вовсе не враги рабочих, что среди евреев есть участники и лидеры рабочих забастовок. Главные политические ораторы были тогда из еврейской среды, и их охотно слушали рабочие на митингах. А когда поздней осенью я уезжал в деревню вместе с братом отца Мартыном, который работал на шахте и с которым мать и отец отправили меня (они тяготели к земле, у них сохранилась мечта вернуться в деревню, заиметь свою хату, лошадь, полоску и стать "хозяевами"), я во второй раз с отцовского рудника вернулся к деду в Курскую губернию. Уехал в деревню как раз тогда, когда в Донбассе начались забастовки, развевались красные флаги и проходили митинги. Возвратился я из деревни, и мне рассказали о местных событиях, называли даже фамилии активистов, в абсолютном большинстве евреев. Об этих ораторах отзывались очень хорошо, тепло. То есть уже после того, как рабочие были одурачены и часть их участвовала в погроме, они стыдились того, что произошло, стыдились, что допустили погром и не приняли надлежащих мер, не противостояли черносотенцам и переодетой полиции, которая организовала погром. Это было позором.
И вот теперь, когда Сталин сказал, что надо дубинками вооружить рабочих и побить евреев, а потом мы вышли, Берия иронически говорит мне: "Ну что, получил указания?". "Да, - отвечаю, - получил. Мой отец был неграмотный, но он не участвовал в погромах, это считалось позором. А теперь мне, секретарю ЦК партии, дана такая директива". Я-то знал, что хотя Сталин и дал прямое указание, но если бы что-либо такое было сделано и стало бы достоянием общественности, то была бы назначена комиссия и виновных жестоко наказали. Сталин не остановился бы ни перед чем и задушил бы любого, чьи действия могли скомпрометировать его имя, особенно в таком уязвимом и позорном деле, как антисемитизм. После войны Сталин часто заводил подобные разговоры, мы к ним привыкли. Слушали, но не запоминали и ничего не делали в этом направлении. Однажды к Сталину приехал Мельников
Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971) возглавлял Советскую державу в 1953–1964 гг. Свои воспоминания он начал диктовать в 1965 г., почти сразу после отставки, и продолжал работу над ними до своей смерти в 1971 г. В предлагаемой читателю книге автор ведет хронологический рассказ о своей жизни, начиная с окончания Гражданской войны (1921) и завершая XX съездом КПСС.Воспоминания писались в условиях сильнейшего противодействия властей, а потому автор не имел доступа к архивам и другим источникам информации.
До и после мирного договора с Австрией Встреча с Аденауэром На женевской встрече лидеров четырех держав Визит в Великобританию Начало визита в США От Нью-Йорка до Айовы Вашингтон и Кэмп-Дэвид Визит во Францию Четырехсторонняя встреча в Париже Посещение Организации Объединенных Наций Джон Кеннеди и Берлинская стена Карибский кризис В Скандинавских странах.
Вторая книга воспоминаний Н.С. Хрущева посвящена взаимоотношениям с внешним миром, в первую очередь с ближайшими союзниками – Восточно-Европейскими странами и главным соперником – Соединенными Штатами Америки.Автор рассказывает о непростом становлении того, что сегодня мы называем Евразийским пространством: создании коалиции Восточно-Европейских и, до определенной степени, Азиатских государств, построении согласованной политики, направленной на улучшение жизни людей, о том, как закладывались основы совместной оборонной стратегии путем создания Варшавского договора (1955) и единого экономического пространства – Совета экономической взаимопомощи (1952).Особенно интересны свидетельства автора о том, как принимались решения в кризисных условиях.Фотографии для книги предоставлены Сергеем Никитичем Хрущевым.
Вячеслав Михайлович Молотов был Председателем Совета народных комиссаров СССР в 1930–1941 годах, народным комиссаром иностранных дел СССР в 1939–1949 годах. Он известен прежде всего как создатель «пакта Молотова — Риббентропа» накануне войны с Германией, однако роль Молотова в жизни Советского Союза при Сталине была намного больше, чем участие во внешней политике. В воспоминаниях Хрущева, Микояна и Кагановича приводятся свидетельства и факты на этот счет, — что же касается личности Молотова, то у каждого из авторов есть свое мнение о нем.
ЧАСТЬ II. ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА Тяжелое лето 1941 года Люди и события летом - осенью 1941 года 1942 год:от зимы к лету У руин Сталинграда Сталинградский поворот Дороги на Ростов Перед Курской битвой и в ее начале К Днепру! Киев снова наш! Освобождаем Украину Вперед, к Победе! Послевоенные размышления Дальний Восток после Великой Отечественной войны.
Доклад «О культе личности и его последствиях» (также известен как «секретный доклад Хрущёва на XX съезде КПСС») был зачитан Первым секретарём Президиума ЦК КПСС Н. С. Хрущёвым на закрытом заседании XX съезда КПСС, состоявшемся 25 февраля 1956 года.Доклад был посвящён осуждению культа личности И. В. Сталина, массовому террору и преступлениям второй половины 1930-х — начала 1950-х, вина за которые возлагалась на Сталина, а также проблеме реабилитации партийных и военных деятелей, репрессированных при Сталине.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Н.С.Хрущев начал писать свои "Воспоминания" после отставки со всех партийных и государственных постов в 1964 году. Его бывшие соратники активно препятствовали ему в этом - мемуары бывшего лидера СССР обещали быть явно "непарадными". Так и случилось. Поэтому "Воспоминания" увидели свет сначала за рубежом, а на Родине появилось много позже - лишь в годы перестройки они были опубликованы в журнале "Вопросы истории" и частично в "Огоньке". Их можно назвать подлинным слепком с эпохи, взглядом из прошлого, устремленным в будущее.