Время, люди, самолеты - [11]

Он был пунктуален и не упускал случая подчеркнуть эту черту своего характера. Запомнился такой случай. На одном из самолетов оказалась неисправной бобина (агрегат в системе зажигания мотора). Он тут же заявил, что фирма незамедлительно удовлетворит нашу претензию и послезавтра, ровно в 12 часов 45 минут, вручит новую бобину. В ответ на мое замечание, что нас устроит и час дня, он, не дав сбить себя с серьезного тона, принялся объяснять, что сегодня самолет на Берлин уже ушел и потому он сумеет отправить туда отказавшую бобину только завтра утром и, следовательно, получить исправную только послезавтра.

Самолет сядет на этот аэродром в двенадцать тридцать и ему понадобится пятнадцать минут, чтобы доставить посылку. Он заверил, что все сработает точно: представитель фирмы в Берлине обязательно встретит самолет и немедленно отправит отказавшую бобину куда-то в провинцию, на агрегатный завод, проследит за тем, чтобы новая бобина была вовремя доставлена в Берлин, а оттуда в Москву.

Когда через день он вручил нам посылку, то попросил взглянуть на часы – было ровно 12 часов 45 минут.

В наших взаимоотношениях с представителем фирмы соблюдались все необходимые в таких случаях приличия; но постоянно чувствовалась взаимная настороженность. Он, видимо, понимал, что мы были недовольны его поведением в первый день знакомства, и пытался как-то сгладить неловкость. Но получалось это у него неуклюже, а главное, неискренне. Подошел он однажды к Ивану Васильевичу и, понаблюдав за тем, как тот ловко работает, покровительственно похлопал его по плечу и сказал: «Гут, Пауль».

Я заметил немцу, что Жулева зовут не Пауль, а Иван, но тот упрямо продолжал называть его Паулем, сославшись на то, что у них так принято называть старательных работников. Когда я перевел это Жулеву, то он придумал неплохой ответный ход и тоже стал называть немца Паулем, покровительственно похлопывая его по плечу. При этом на лице у Жулева появлялась такая обезоруживающая улыбка, что немец терялся окончательно и не мог решить, встать ли в позу и рассердиться или же сделать вид, что не замечает подобную фамильярность.

К нашему первенцу, к тому самолету, который был собран без разрешения фирмы, немец так ни разу и не подошел – соблюдал принцип. И мы о нем не заговаривали, словно этого самолета не было на свете. Но работать на нем продолжали и вскоре подготовили его к первому вылету и перегонке. Старались, конечно, на совесть, и все, что можно было осмотреть и предусмотреть, было осмотрено и предусмотрено. Я позвонил Воеводину и доложил, что самолет готов. Он пообещал прислать летчика незамедлительно.

Я смотрел на собранный самолет и думал о том, какой, однако, у него своеобразный силуэт, что эту своеобразность придают ему крылья с небольшой стреловидностью и с прямоугольными концевыми кромками, фюзеляж с почти овальной передней частью и почти треугольной хвостовой частью… Подумал и о том, как неприятно видеть на своей земле чужие опознавательные знаки: кресты и свастику (Жулев дал слово по прибытии домой закрасить эту гадость), и еще о том, что даже запах от самолета шел чужой – резкий и неприятный. Должно быть, от непривычного состава краски.

Уже первое знакомство с этим самолетом показало, что многое у него представляет большой интерес и должно быть самым тщательным образом изучено.

Самолет Ме-109Е был вполне современным. Им была вооружена почти вся истребительная авиация Германии. Разбойничья слава его началась на последнем этапе боев в небе многострадальной Испании. С тех пор он не на шутку разлетался. Фашисты бросали его с одной жертвы на другую. Покончив с одним европейским государством, они принимались за другое. И это до поры до времени сходило им с рук.

Мы не знали тогда, что через год с небольшим этот хищник будет летать и над нашей страной, неся смерть людям, разрушение селам и городам. Не знали мы и воровских повадок фашистов, их привычку действовать исподтишка, при численном превосходстве.

…Прилетел У-2, привез Николаева. Гарцующей походкой, с небрежно переброшенным через плечо парашютом и с усмешкой на молодом, не лишенном привлекательности лице, он подошел к нам:

– Привет, начальнички! Готов аэроплан?

– Готов.

– Порядок. Значит, сейчас полетим.

– Товарищ майор, – забеспокоился я, – мне нужно до вылета познакомить вас с некоторыми особенностями самолета.

– А какие тут могут быть особенности? Аэроплан как аэроплан.

И все той же походкой, с немалой долей рисовки обошел самолет, надел парашют и полез в кабину.

– Ну, инженер, рассказывай, какие ты тут нашел особенности?

Я начал было ему рассказывать по порядку, слева направо о назначении каждого из рычагов, приборов и тумблеров, но он очень скоро прервал меня:

– А это что? – указал он на прибор, до которого я еще не добрался.

Я ответил и хотел было продолжить свой рассказ, но он снова перебил и поинтересовался прибором, расположенным в самом правом углу приборной доски, а потом рычагом, находившимся рядом с сиденьем и штурвалом управления стабилизатором.

– А теперь, инженер, скажи, какая у самолета скорость планирования? А скорость набора высоты?