Время лечить засосы - [72]

И тут кто-то дотронулся до моего плеча.

О гос-по-ди.

О боже мой.

Моя мама — монашка.

Вы меня понимаете? Всегда остается какой-то сценарий развития событий, который вам и в голову прийти не может. Такого в моем списке не было.

Я тут же узнала ее. Ну, не сразу, потому что, как она мне потом сказала, люди сначала смотрят на рясу, а уж потом на лицо. Но как только я увидела ее лицо, я поняла, что это она.

Мне бы хотелось рассказать, как мы бросились друг к другу в объятия, но этого не произошло.

А произошло вот что:

Она. Ты — Хэйли?

Я. Да…

Она. Я — твоя мать.

Я. Мать-настоятельница?

Она. Нет, твоя настоящая мать.

Я. А это просто такой костюм?

Она. Нет, я — монашка.

Я. Ой.

Она. Можно я присяду?

Я. Можно.

Она. Должно быть, ты сбита с толку?

Я. Хм, вообще-то да.

Молчание. Мы разглядывали друг друга. Она была довольно обычной, эта моя вновь обретенная мама-монашка.

Я. Полагаю, вы верите в бога?

Она. Конечно.

Я. Знаете, мой папа не очень верующий.

Она. Знаю.

Я. Так что меня не воспитывали…

Она. Понимаю. Но я и не рассчитывала, что ты станешь верующей.

Снова молчание. Мы изучали меню. Все названия блюд были для меня похожи как две капли воды. Я не могла сосредоточиться. Внезапно мне нестерпимо захотелось засмеяться. Смех застрял где-то в горле и вырвался оттуда в виде громкого кашля.

Она. Ты в порядке?

Я (задыхаясь). Да.

Она. Тебе хотелось бы со мной о чем-то поговорить?

Я. ………………………………………

Ну, понимаете, мне много о чем хотелось бы сейчас поговорить, но казалось неправильным заводить подобные разговоры с монашкой.

Вещи, о которых я никогда не смогу по душам поговорить со своей мамой:

1. Парни.

2. Секс.

3. Все остальное.

Только представьте, кто она! Что я могу сказать монашке? Появилось ощущение, что мне стоит исповедаться. Или что-то в этом духе.

Я. А интересно быть монахиней?

Она. Это умиротворяет.

Я. Понятно.

Она. Это призвание.

Я. Звание?

Она. Нет, призвание, призвание свыше.

Я. А — а — а.

Она. Ты о чем-то хочешь спросить меня?

Я. Да. Нет. Не знаю. Мне нужно подумать минутку.

Я выпила стакан воды. Потом мы сделали заказ.

И стали есть. Я выбрала для себя сэндвич с яичным салатом и картофельное пюре, а она — тарелку супа и сухари. Я не шучу: она ела «монашескую еду».

Мы так и не поговорили. Я смотрела, как она ест. Маленькая женщина с темными волосами и густыми бровями. С такими бровями нужно что-то делать. Губы у нее слегка подрагивали, пока она ела. Как будто она по-настоящему испугалась или ей было очень грустно.

Или и то и другое.

А может, у нее какая-то болезнь, например синдром Паркинсона. Я смогу посмотреть по возвращении домой в Интернете. И тут я поняла, что в последнее время не лазала по медицинским сайтам. С октября. Странно.

А зубы у нее были великолепные — белые и прямые.

Мне они очень понравились. Интересно, она их отбеливает? Ой, ну она же монашка. Разумеется, она не отбеливает зубы.

Официант унес тарелки, и мы посидели еще несколько минут. Мне хотелось спросить ее, почему она бросила нас, почему стала монашкой. Правда. Но я не могла. Каждый раз, когда я открывала рот, чтобы задать этот вопрос, горло сжималось, и я не могла вымолвить ни слова.

— Мне пора возвращаться, — сказала мама. На минуту возникло странное чувство, что сейчас ее засосет в какой-то другой мир, откуда она пришла. И все это окажется понарошку. Как в кино.

— Возвращаться, — повторила я.

— Возвращаться в монастырь, может, мы могли бы…

— Давайте встретимся еще раз, — сказала я. Должно быть, я плакала, потому что она протянула руку и вытерла слезинку. Это было дико. Мамин жест, но в исполнении незнакомки. — Я хотела спросить…

— Я знаю, о чем ты хотела спросить, — ответила она. — Может, я и монашка, но я же человек. И понимаю, что ты хочешь знать. Но не могу ответить.

— Не можете ответить?

— Нет. Мне самой хотелось бы знать ответ. Просто так случилось.

— Просто так случилось, — эхом повторила я.

— Знаю, этого недостаточно. Прости, мне хотелось бы, чтобы ты меня поняла, но я сама себя не понимаю. Думаю, это просто воля божья.

— Я не верю в бога, — сказала я так тихо, чуть слышно.

— Да. Я так и знала.

Мне хотелось сообщить маме, что мне обещал гороскоп на сегодня. Он обещал, что сегодня судьба припасла для меня замечательный сюрприз. И все встанет на свои места. Я получу ответы на все свои вопросы.

Но гороскоп ошибся. Ничто на свои места не встало. Просто эти предсказания разбередили мои раны. А все мои вопросы остались при мне.

Я прошла мимо нее на улицу, где шел снег, и по пути похлопала маму по руке. Она ведь не из тех, к кому можно лезть с нежностями. Интересно, она хоть раз обнимала меня? В ответ мама подняла руку. Вид у нее был печальный. Словно она понимала, что не достаточно дала мне.

И я ушла. Никому звонить я не стала. На улице темнело, хотя на часах не было еще и трех. Я прошла несколько кварталов мимо магазинов, торгующих всякой рождественской ерундой. Руки я засунула поглубже в карманы, чтобы не мерзли. Чтобы никто не заметил, как сильно меня трясет. В конце концов, я вспомнила, что мне еще нужно купить платье. А потом пойти домой и привести себя в порядок перед балом.

Я зашла в первый попавшийся магазин, в витрине которого висели платья. Очень симпатичные. Но это было нереально. Я не могла себя представить в подобном платье. И просто купила первое, которое подошло. Я даже толком не видела, как оно выглядит. Словно между мной и зеркалом стояла стена тумана. Продавщица без конца спрашивала, все ли со мной в порядке, а я повторяла «да», имея в виду «нет».