Время и снова время - [32]

Скрыть рану было легко. С шеи Маккласки Стэнтон снял шелковый шарф и наподобие косынки повязал ей на голову. В таком виде – вязаная кофта и платок – она уместнее смотрелась бы в ветреный день на брайтонском пирсе, нежели в час ночи в первоклассном отеле. Ничего, сойдет.

С юбкой сложнее. В кармане дверцы Стэнтон углядел аккуратно сложенный плед. Пришлось повозиться, прежде чем удалось обернуть им Маккласки ниже пояса и закрепить собственным ремнем.

Стэнтон еле успел закончить экипировку. Несмотря на то что экипаж двигался со скоростью хромоногой лошади, поездка от Ньютонова дома к отелю заняла гораздо меньше времени, чем доставка «мерседесом» от отеля до пункта перемещения.

Стэнтон еще колупался с пряжкой, когда пролетка подъехала к отелю, в котором два часа назад они с Маккласки отужинали. Наконец Стэнтон застегнул ремень и сверху прикрыл его кофтой. Потом снова дал Маккласки нюхнуть нашатыря, слегка приведя ее в чувство.

– Когда велю идти, идите, – прошипел Стэнтон. – Молча.

Маккласки открыла глаза, но ничего не сказала.

Экипаж остановился. Маккласки оказалась права: отель выглядел абсолютно таким же, каким Стэнтон видел его последний раз, только без строя черных лимузинов перед входом.

Возница соскочил с козел и открыл дверцу. Из малого рюкзака Стэнтон достал маркированный цветом конверт, в котором была турецкая валюта начала двадцатого века. Кивнул на плед – мол, забираю себе – и дал вознице сумму, в пять раз превышавшую его стоимость. Тот не стал отказываться от своего счастья, лишь помог выгрузить Маккласки из экипажа.

Из дверей отеля выскочили носильщики. Стэнтон купюрами отогнал их от спутницы, указал на багаж и в сопровождении коридорного с сумками провел Маккласки в отель.

Стойка администратора была в ином месте, нежели вчера, а вот «Восточный бар» располагался в том же углу огромного атриума. Именно там Маккласки пила аперитив перед «тайной вечерей».

Тайная вечеря? Да уж. Подлая старая иуда.

Поддерживая спотыкающуюся Маккласки, Стэнтон подошел к стойке администратора. К счастью, в этот поздний час холл был безлюден, лишь коридорный и портье засвидетельствовали прибытие странных постояльцев.

– Матушка неудачно упала, – по-английски сказал Стэнтон, громко и властно. – Нам нужны смежные апартаменты. В номерах есть ванные?

– Да, конечно, сэр, – тоже по-английски ответил портье.

– Тогда мы возьмем двухкомнатный номер. Самый лучший. Еще нужен лед, найдется он в ваших подвалах? Немедленно пришлите два ведерка.

Поначалу у портье возникли кое-какие сомнения. Маккласки в пледе вместо юбки отнюдь не выглядела светской дамой, а куртка Стэнтона даже отдаленно не походила на смокинг. Однако у них были письма британского министерства иностранных дел, в которых настоятельно предлагалось оказывать им всяческое содействие. Когда Стэнтон, небрежно поигрывая золотым совереном, потребовал управляющего, ему тотчас предоставили апартаменты. В конце концов, англичане на весь свет славились своей эксцентричностью и наплевательством на мнение иностранцев. Наверное, в те времена полоумные английские старухи в компании своих сынков, одетых как альпинисты, были не таким уж редким зрелищем в лучших европейских отелях.

Роскошным лифтом поднялись на восьмой этаж, коридорный внес багаж в номер.

Стэнтон сунул чаевые, получил невнятную благодарность и оглядел неуемное эдвардианское великолепие гостиной: кругом позолота и малиновый бархат.

Стоп, надо сосредоточиться на конкретной минуте. Маккласки тряслась в ознобе, бормоча что-то нечленораздельное. Стэнтон отвел ее в ванную и промыл рану на голове. Глубокое рассечение кровоточило обильно. Воротник кофты затвердел от засохшей крови.

Стэнтон усадил Маккласки на унитаз, посмотрел ее зрачки, прислушался к дыханию.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Профессор Сэлли Маккласки. – Ответ был невнятный, но уверенный.

– Где вы работаете?

– В Кембридже. Я декан Тринити-колледжа.

Стэнтон хотел спросить, какой сейчас год, но раздумал: ответ мог взбаламутить даже не ушибленный мозг. Маккласки подтвердила свою способность соображать; будем надеяться, отделается дикой головной болью, если удастся избежать отека мозга. Пока ей ничем не поможешь, нужен лед.

Но как уложить ее в постель? Задача не из легких. Она в сознании, однако размундириться и вскарабкаться на кровать не сможет, слишком толстая и старая. Стэнтон начал ее раздевать: долго возился с башмаками, шнурки которых затянулись в узлы, потом стянул толстые шерстяные колготы, опасаясь, как бы не уронить старуху с унитаза. Добравшись до невероятных размеров бюстгальтера и неподдающихся описанию панталон, он решил на том остановиться.

Пришла мысль заглянуть в ее сумку, и от бесстыдства старой обманщицы Стэнтон аж присвистнул. Она подготовилась полностью. В сумке лежали три смены белья, старомодное длинное черное платье и ночная сорочка из хлопка с начесом – все аккуратно сложено в скаутской манере. Английские и немецкие банкноты и что-то похожее на казначейские облигации. Всевозможные лекарства и, что самое удивительное, карманный револьвер – шестизарядный «ругер» из розового армированного полимера. Поразительно, как Маккласки сумела его провезти. Пусть девчачьего цвета, револьвер обладал достаточной убойной силой, особенно с близкого расстояния. Стэнтон открыл барабан, вытряхнул патроны и спрятал в карман. Скверно, что старуха увязалась за ним, а теперь она еще и контужена. На какое-то время столь непредсказуемую спутницу лучше оставить безоружной. Как всякая женская сумка, эта казалась бездонной, но у Стэнтона не было времени выяснять пределы двуличной наглости его старой профессорши.