Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования - [6]
Время и пространство, таким образом, лишь «способы действования» субстанциальных деятелей и выступают как подчиненные формы мира. Поэтому, согласно Н.О. Лосскому, сам мир не находится во времени и пространстве: наоборот, время и пространство находятся в мире, поскольку деятели придают своим проявлениям эти формы. Пространственность присуща миру только во «внутримировых» отношениях некоторых проявлений субстанциальных деятелей.
Лосский дает свое решение старого философского вопроса о том, что существует за «границами» мира. С его точки зрения, не корректно говорить о том, что за пределами мира существует еще нечто, поскольку время и пространство характеризуют только внутримировые связи и процессы, сам же вопрос заранее предполагает наличие пространственных и временных структур за его пределами [см.: Любинская, Лепилин: www.chronos.msu.ru].
Концепция времени Н.О. Лосского, на наш взгляд, является одной из самых глубоких и детально разработанных, она несет в себе множество плодотворных идей, которые могут и должны быть востребованы современными и будущими исследователями времени.
Философия Н.А. Бердяева определяется «космическим мироощущением». По его мнению, микрокосмическая природа человека превращает мировую историю в личную судьбу. Развитие взглядов Н.А. Бердяева осуществляется в контексте поисков и достижений современной ему западной философии. В центре внимания он ставил человека и его творчество. Творчество он трактовал как откровение человека, как совместно с Богом продолжающееся творение. В тесной связи с проблемой творчества Н.А. Бердяев рассматривает и проблему времени. Суть этих взаимоотношений, имеется в виду взаимоотношение между анализом процесса творчества и категорией времени, кратко заключается в следующем. В процессе творчества всегда создается новое, так что необходимо представлять, что такое «будущее» как модус времени, вместе с тем творчество основывается на критическом анализе наследия прошлого, следовательно, возникает необходимость осмысления сути «прошлого» как опять-таки модуса времени. Н.А. Бердяев считает, что проблема времени – основная проблема человеческого существования. При этом он подчеркивает, что для философии существования (имеется в виду экзистенциализм, представителем которого он являлся) проблема времени ставится совершенно иначе, чем для философии математической и натуралистической. Для философии существования проблема времени – это проблема человеческой судьбы, что касается понятий актуальной и потенциальной бесконечности и других специфических математических понятий, которые используются при исследовании свойств времени в математике, то они имеют, с точки зрения Н.А. Бердяева, лишь косвенное значение для философии человеческого существования.
Проблема времени, в силу своего «вечного» характера, остается актуальной во все времена. Поэтому попытки его осмысления предпринимаются учеными и философами постоянно. Так, Э. Бенвенист выделяет три разновидности времени, четко разграничивая сферы их выражения: физическое время с его непрерывностью и бесконечностью линейного пространства; хронологическое время событий; лингвистическое время, отраженное при помощи языка и его формальных средств [Бенвенист 1974].
1.2.
Категория пространства как предмет научного знания
Известно, что с тех пор, как человечество начало размышлять об основаниях своего бытия, было выработано несколько концепций пространства.
Первоначальное, архаическое понимание пространства, составляющее часть мифопоэтической картины мира, по данным культурологических исследований, наделяет его следующими свойствами: 1) неотделимость от времени; 2) неразрывная связь с вещами, которые конституируют пространство и организуют его структурно (первотворец, боги, люди, животные, растения, элементы сакральной топографии, сакрализованные и мифологизированные объекты из сферы культуры и т.п. собирают пространство, организуют его вокруг единого центра); 3) «отделенность» пространства от того, что им не является; 4) составность пространства (дифференциация, или членение, и интеграция, или соединение) [Топоров 1983]. На заключительном этапе мифопоэтической эпохи, когда вырабатываются основы пред-научной картины мира, появляется тенденция трактовать пространство как нечто относительно однородное и равное самому себе в своих частях, как то, что измеряется и в чем ориентируются [Там же: 241-242]. Таким образом, мифологическое пространство ожитворено, одухотворено, заполнено вещами. Это, фактически, реальное, физическое, окружающее человека пространство-космос, пространство-вселенная, пространство-мир.
Для древнегреческой философской мысли эквивалентом пространства становятся то космос, то пустота и воздух, то вместилище и место, но не бесконечность. Так, в основе учения древнегреческого философа Платона лежит представление о существовании двух миров – здешнего, земного, и высшего, совершенного, вечного. Идеальный мир у Платона населен неподвижными скульптурными изваяниями, теми же статуями, какие в изобилии творило земное греческое искусство классического периода. Мир этот у Платона находится очень далеко от Земли и очень высоко в небе, но отнюдь не бесконечно далеко и высоко: расстояние это вполне конечное, и не один греческий герой попадает у Платона в эти идеальные небеса в своем живом и телесном виде. Платон ввел ограничения для своего идеального мира не только сверху, в виде Единого начала, но и снизу, в виде Мировой Души. Если идеальный мир вечно неподвижен, а материальный мир вечно движется, то такое противопоставление возможно для Платона лишь потому, что существует начало одновременно и неподвижное, и в то же время вечно движущее. Это и есть Душа Космоса и Душа всего, что в него входит; она и есть то идеальное, которое дает способность двигаться и жить всему живому и неживому. Земная же действительность понималась философом только как отблеск, искаженное подобие верховного, запредельного мира, и человек в этом пространстве – связующее звено между божественным и природным мирами.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».