Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования - [2]
Гиппиус тоже «вечна» – в своем миросозерцании и в философском полете мысли.
Причем, если провести так называемое «психологическое ранжирование» представленности этих двух категорий, можно предположить: в текстовом поле Марины Цветаевой более разнообразно и многогранно эксплицировано время, у Зинаиды Гиппиус – это пространство. Для Марины Цветаевой время – вечность, великая субстанция, в то же время для поэта – это ничто (Время, я тебя миную!), она могла играть временем и со временем. Потому что поэт с юности знал, что уйдет из этого времени (жизни) сама, тогда, когда это сочтет нужным. Если другие, те, кто рядом, дорожили, ценили время, стремились не выпасть из него, то Марина Цветаева всегда осознавала, что ее время (конец) зависит лишь от нее самой, она была владычицей своего времени. Зинаида Гиппиус же, хотя также достаточно смело экспериментировала со временем, во времени и со временем была намного осторожнее.
Пространство и время в творчестве этих поэтов являются не только образами-символами, они представляют эспликаторы доминанты героя-субъекта, точнее, оформляют «смысловое целое героев» и их психотип. При этом и время, и пространство «входят» активно в читателя, они, переставая быть только авторскими, способны перешагнуть через текст и заставить оценить время-место, в котором оказывается читатель-исследователь. Такая уникальная модель времени и пространства в стихотворениях Марины Цветаевой и Зинаиды Гиппиус репрезентирована в первую очередь на лексическом уровне. Именно такой подход – от слова к мысли, от формы – к категории, от частотности – к закономерности, позволяет нам претендовать на самостоятельность и оригинальность нашей работы, отличающейся от очень серьезных и значительных исследований, посвященных творчеству этих двух великих поэтов.
Как уже было отмечено, по языку Марины Цветаевой написано очень много работ. Самыми значительными среди них нам хотелось бы назвать работы Л.В. Зубовой «Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект» (1989), В.А. Масловой «Поэт и культура: Концептосфера Марины Цветаевой» (2004) и, несомненно, многотомный «Словарь языка Марины Цветаевой». Благодарные этим ученым за новые подходы к языку поэтического мира автора, во многом следуя их научным парадигмам, мы позволим себе надеяться на то, что и наша книга станет своего рода «монетой» в елабужскую копилку исследований художественного мира поэтов.
Д.А. Салимова, Ю.Ю. Данилова
Введение
В данной работе время и пространство рассматриваются в первую очередь не только как отвлеченные философские и текстовые категории, но и как маркеры идиостиля женщин-поэтов в плане своеобразия языковой концептуализации этих категорий в текстовом поле. Тем не менее, мы решили включить и лексикографический «портрет» этих двух слов, столь значимых и концептуальных в творчестве Марины Цветаевой и Зинаиды Гиппиус. Как известно, в русском языке эти два слова-понятия включают целый набор значений: от конкретных, бытовых до полуотвлеченных и абстрактных. В текстах исследуемых нами авторов представлены все эти тончайшие оттенки, зафиксированные в философских и толковых словарях, в то же время и те, не поддающиеся квалификации подтипов дефиниции.
Время в общем смысле – необходимая форма, в которой мы осознаем все наши представления, а через это все то, что только может быть доступным нашему сознанию. Представление времени опирается на осознание смены ощущений и явлений, также на повторении и узнавании разных состояний сознания. В лингвистическом понимании время – это: 1. Ед. ч., неопределяемое понятие. Обычно в словарях определяется как «длительность существования», «Идеальная среда», где развертывается существование в изменении и где имеют место события и феномены в (порядке) следования. Такое время соотносится с самыми разными философскими и научными представлениями: время Бергсона, солнечное время, время покажет. 2. Ед. ч. и Мн. ч., «часть времени 1., большой по протяженности промежуток времени», выделяемой по какому-либо характерному признаку, близко по своей семантике к эпохе, веку. С незапамятных времен, время Пушкина, иное время.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».