Время хищных псов - [9]

- Конечно, сэр Гундольф. Прошу вас следовать за мной, я провожу вас в гостиную. Господин барон спустится минут через пять, - в очередной раз поклонившись, старик развернулся и пошел в дом.

Он не обманул - хозяин особняка и впрямь явился очень быстро: гости едва успели рассесться в гостиной и пригубить напитки - Грим и Мантикора вино, Арна, по обыкновению, сок. Лишь Грифон не притронулся к питью, он сидел прямой и напряженный, донельзя напоминая собственный рыцарский меч.

Барон ла Тарт оказался высоким, плотным мужчиной с вьющимися седыми волосами до плеч, немолодым, но все еще полным сил и энергии. Он почти бегом спустился по лестнице, видимой сквозь распахнутые двери гостиной, и замер на пороге, настороженно изучая визитеров. Прикусив губу, молодой рыцарь поднялся ему навстречу.

- Здравствуйте, дядюшка Фернан, - тихо сказал он. - Узнаете ли вы меня?

- Гундольф… - мужчина неверяще покачал головой. - Ты… настоящий?

Напрягшись, как струна, Арна вчитывалась в слабый фон эмоций, пробивающихся сквозь защиту рыцаря. Удивление, недоверие, опасение - и ликование, смешанное с толикой страха, хищная радость напавшего на след охотника.

- Настоящий, - кивнул фон Кильге. И, одолеваемый сомнениями, посеянными Талеанисом и Орогримом, все же спросил: - Не хочу обидеть вас, но… вы сами - настоящий?

Ла Тарт опешил. Такого вопроса он никак не ждал…

- Я даже не знаю, что тебе на это ответить, - наконец пробормотал он. - Я, конечно, могу перечислить кучу всего того, что знаю о тебе, но ведь ты, как я понимаю, имеешь представление о возможностях нашего противника.

- Имею, к сожалению, - Гундольф вздрогнул, вспомнив холодные и умные глаза париасца, вытягивающего каждое его воспоминание. - Простите мне мою недоверчивость, дядюшка, но вы и сами понимаете…

- Понимаю, - серьезно кивнул барон. - Клянусь памятью твоего отца и собственной честью - я и есть настоящий Фернан ла Тарт, рыцарь ордена Грифона.

Мантикора скорчил недовольную рожу, когда услышавший эти слова молодой фон Кильге с облечением вздохнул и посмотрел на собеседника уже как на друга, без малейшей тени недоверия или хотя бы разумной настороженности. Он никак не мог понять привычку рыцаря безоговорочно верить, едва заслышав священные слова “клянусь честью”. Как только Гундольф ухитрился прожить двадцать с чем-то лет и до сих пор сохранить наивную уверенность, что клятва честью нерушима ни при каких условиях? Одно слово - идеалист. Порой эта черта рыцаря раздражала Талеаниса своей невероятной наивностью, с другой же - полуэльф порой задумывался: а не этот ли идеализм, эта непоколебимая вера в рыцарство и кодекс чести, в окружающих людей, эта почти детская уверенность в том, что стоит только сказать правду - и все поверят, не это ли все вместе взятое побуждало людей, защищавших последний оплот графства Сайлери, следовать за ним? Да и сам Мантикора, циничный и холодный наемник, преследующий исключительно собственные цели, и готовый, если понадобится, поднять меч против тех, с кем вчера делил стол и кров, не потому ли он сам безоговорочно поверил перед тем последним боем в молодого рыцаря?

Полуэльф сжал кулаки, отгоняя посторонние мысли, и вслушался в разговор.

- Тебя направил ко мне магистр де ла Мар? - поинтересовался барон, наполняя свой бокал вином.

- Нет, я не встречался с ним. Честно говоря, я даже не был уверен, что он жив - знал только, что ему удалось скрыться после провалившейся попытки отца раскрыть самозванца, - покачал головой молодой рыцарь. - А вы поддерживаете контакт с ним?

- Конечно же. Гундольф, ты же не думаешь, что Левиафану удалось обмануть или подчинить себе весь орден Грифона? - ла Тарт дождался, пока собеседник зальется стыдливой краской, и продолжил: - К сожалению, за магистров он взялся крепко, и мы можем быть уверены только в ла Маре. Зато многие из старой гвардии, из тех, кто принял рыцарскую цепь еще при Его Величестве Альваре, прекрасно понимают, что происходит. Мы делаем вид, что верим обманщику, мы не выступаем против твоего самозваного двойника, который практически заправляет всем в ордене, но лишь потому, что… Не знаю, как тебе объяснить так, чтобы ты понял, но не счел нас подлецами, - барон тяжело вздохнул, залпом осушил бокал, налил еще.

- Я понимаю, - глухо проговорил фон Кильге. - Это не та война, где можно победить, сражаясь по Кодексу. И как бы это ни было горько - это война, на которой нужно победить даже ценой собственной чести.

- Ты вырос, мой мальчик, - немного удивленно сказал ла Тарт. - Теперь ты понимаешь, что не все можно измерить идеалами и не все позволительно подгонять под относительность понятий чести. Нет-нет, не пойми меня неправильно! Я не считаю, что на войне все средства хороши. Но я, как и магистр ла Мар, как и все, кто его поддерживает, прекрасно осознаю, что будет, если мы выступим против де Аббисса в открытую. А будет следующее: за день или два нас вырежут до последнего человека. И не знаю, как ты, а я не смог бы с чистой совестью умереть, зная, что за мою незапятнанную честь заплатили жизнями сотни или тысячи людей, что цена этой моей чистой совести - гибель страны, которую я люблю.