Время греха: Роман - [33]

Н. В. Гоголь. «ВИЙ»

Глава 6. Перед разлукой

Иван до сих пор не мог объяснить самому себе, кем была для него та женщина. Что за зелье он выпил? Какие чары были посланы? Что это было? Помутнение рассудка, мальчишество, похоть, никому не понятная попытка крикнуть душой или все-таки любовь?

И он полетел в эту пропасть, не испытывая ни малейшего страха, а только больше пьянея от свистящего в ушах воздуха. И скорость падения возрастала, а вместе с ней возрастала концентрация азота в крови, как в состоянии глубинного опьянения акванавта, хотя, казалось, стихии разные. Все перепуталось. Вся физика сошла с ума. И законы Ньютона и Архимеда слились в одну, противоречащую всему формулу.

Но парашютист, бросающийся в бездну, осознает весь риск разбиться, и степень его опьянения от чувства свободного полета контролируема собственным самосохранением. Водолаз, уходящий на глубину, тоже помнит об опасности другого опьянения — азотного, но оно подкрадывается неслышно и незаметно. Парашютист может выдернуть спасительное кольцо, а второму уже не суждено что-либо предпринять. Два океана слитых в один огромный — человеческой души. Вот здесь и необходимо то мгновение прозрения в тумане глубинного дурмана, когда ты еще можешь открыть спасительный купол, повиснуть на стропах и получить секунды на последнее предупреждение Господне. И от того, какое ты примешь решение — обрезать ли лямки парашюта и продолжить, а вернее завершить все, или отрезвиться окончательно и, глянув вниз, ужаснуться той геенне огненной, что тебя ожидает. И если решение будет верным, то может Господь и снизойдет на тебя Своей Благодатью, и жар, поднимающийся снизу, превратиться в теплые восходящие потоки, что, как былинку тебя вынесут на поверхность и бережно опустят на траву. И ты снова увидишь зелень лесов и полей, голубизну озер и дымку городов. Значит, ты еще не все сделал в этой жизни. Значит, Господь прощает тебя и ты еще нужен ему здесь на земле, чтобы успел сделать еще что-то. А то, другое — от беса.

Изгони его из себя и твори добро!

День за днем, неделя за неделей, его мысли концентрировались только на ней. Иван снова отправлялся в дорогу и наматывал сотни километров и пересекал границы только с одной целью — увидеть ее, прикоснуться, заглянуть в глаза, почувствовать запах ее духов и раствориться в ней. Он что-то рассказывал, и, казалось, ей все было интересно. Иван показывал ей свои эскизы и зарисовки, и она послушно перелистывала страницы альбомов. Нет. Он не пытался перенести ее облик на холст или лист бумаги. Он не мог. Рука, пальцы, направляющие кончик кисти, должны были двигаться сами, мозг посылал какие-то неведомые импульсы, превращавшиеся в осязаемые глазом изображения, контуры, очертания и цветовые гаммы. Это не зависело от его настроения или желания. Он закрывал глаза и ясно представлял ее облик, но стоило руке потянуться к карандашу или к кисти, видение исчезало.

— Не пришло еще время! — Понял Иван и решительно отложил все в сторону. Пока он старался предугадать ее желания, ужом извивался в своей предупредительности и обхождении. Он исполнял все ее заказы привезти то или иное из России, мотался по книжным магазинам, скупая какие-то модные журналы, книги неведомых ему западных авторов, честно попытался хотя бы полистать их, дабы понять, что ее интересует, но так ничего и не понял из прочитанного. Иван искал какие-то гороскопы Зараева и было даже несколько неудобно, что взрослый солидный мужчина интересуется у продавщиц Дома Книги подобной ерундой. Он преодолевал свое смущение и даже выяснил, что это, оказывается, раскупают сразу, и не так-то просто их приобрести. Правда, был еще заказ на «Доктора Живаго», и ему трудно было все соединить вместе, но считая, что о вкусах не спорят, он не придавал этому никакого значения. Еще Иван ездил по аптекам и скупал сонные таблетки — она почему-то все время жаловалась на бессонницу, хотя, когда они спали вместе, этого не наблюдалось. Это он не мог уснуть и долго лежал и рассматривал ее в темноте, любуясь и иногда дотрагиваясь, так, чуть-чуть, только чтоб не разбудить, а осознать самому, что это все явь, не сновидение. Она-то всегда засыпала моментально, как ребенок, который только что играл (занималась любовью в нашем случае) и вдруг погрузился в сон. И о каких-то нарушениях его и речи быть не могло. Иван обожал смотреть на нее спящую, слушать ее ровное спокойное дыхание, разглядывать, как безмятежно разбросав руки и разметав волосы по подушке, она покоилась в объятиях Морфея. Одеяло немного сползало и обнажало грудь, ровно поднимавшуюся и опускавшуюся в такт дыханию. Он рассматривал ее тело, стараясь запомнить каждую родинку, вдыхал благоухание совершенно неповторимого аромата из духов и запаха женского тела, в котором было столько свежести и радости жизни. Все это вместе и составляло то, что никакими словами не объяснить и не описать. Это был Запах Женщины!

Она казалась очень грустной в день расставания, и это не укрылось от его внимания.

— Что с тобой? Ты как-то не в себе?

— Ты прав, не в себе. Завтра ты уезжаешь, а вечером прилетает муж и дочь. — Она ответила с грустью.