Время гарпий - [60]

— Вас куда-то не туда понесло! — оборвала его Окипета. — Вы опять попали под ее влияние! Так и сказали бы, что не знаете, где часы сейчас, после того, как выгорела квартира Сфейно. Сирены говорили, что часы у твоей милашки Эвриале. Но ведь как только ты ими заинтересуешься, туда явится Сфейно и опять устроит пожар, как этот литературный кот с примусом.

— Как вы думаете, старшие музы уже собрались в круг? — задумчиво спросил гость.

— Если еще не собрались, то очень скоро оберутся, — утвердительно ответил старик. — Перед этим они непременно встретятся в реале, в Интернете это не действует, нужен физический контакт и по древним обычаям — непременно общая трапеза. Даже горгоны, которые могут вдохнуть сущность музы в кого угодно — одним щелчком ногтя по флакону, всегда устраивают небольшое застолье в честь новой музы. Как рассказывали моему отцу «любимцы Каллиопы», у них на такой случай заготовлены яства с королевских столов разных эпох. Одного угощали каплунами со свадебного ужина Марии-Антуанетты.

— А как это происходит? — с живым интересом спросил молодой человек.

— Там достаточно прикосновения руки, какой-то обмен дарами, всякая ерунда, с нашей точки зрения, — пояснил старик. — И, как мне рассказывали, какая-нибудь настойка. Если учесть, что Клио, живущая на Украине, как бы у истоков всей российской истории, непременно тащит с собой сало и украинскую горилку, то и сомневаться не приходится, что на такую «пищу богов» соберутся все эти нынешние музы.

— Да уж, — проворчала Окипета. — Нынче будто все сделано нарочно, чтобы спелись четыре старшие сестры. Пятая у них Эрато — она в середине, раньше от нее многое зависело. Но сейчас между нею и сестрами лежит слишком явная пропасть, а она самая ненадежная. Вряд ли нынче все будет зависеть от нее.

— Четыре младшие сестры, насколько я понял, уже собрались и хорошо друг друга знают, причем, без помощи Эрато, — согласился с ней старик. — Мы все же действовали тоньше, аккуратнее. А нынче все наши отделы уничтожили! Все занимаются приватизацией и «пенсионным обеспечением». Считают, что с этими поганками справятся прокуратура, суды и следственные отделы в рамках «борьбы с экстремизмом».

А те дров наломают, только хуже делают.

Он с тяжелым вздохом начал вспоминать свою работу в прежнем огромном отделе хтонических религий, то есть тех, где люди называли вещи своими именами, еще не начав придавать своим верованиям цивилизованный вид космогоническими мифами. Собираться вместе музам не давали в точности так же, как преследовали любое проявление «реакционного шаманизма». Хотя, казалось бы, в условиях торжества «научного атеизма», бороться с шаманами абсолютно недоразвитых религий — было довольно нелепо. Ведь это даже не буддизм, а уж тем более — не античное язычество. Но открыто бороться с музами было вообще считалось идеологически неправильным, ведь основным курсом КПСС было «полноценное и всестороннее развитие каждого».

Если основными функциями шаманов было лечение больных, предсказание будущего и розыск пропавших людей и вещей, то не хотелось и задумываться, о чем могут камлать музы, собравшиеся в круг. Но, на всякий случай, все сотрудники отдела античной мифологии изучали шаманские практики, понимая, что имеют дело с более древними ритуалами, предшествовавшим возникновению античных мифов. Само слово «камлание» происходило от тюркского kam — колдун, знахарь, прорицатель. В древнейшем памятнике тюркской письменности, в уйгурской поэме «Кутадгу билиг» («Наука о том, как быть счастливым»), написанной придворным кашгарского двора Караханидов Юсуфом Баласагунским в 1069–1070 годах, среди иных дидактических бейтов имеется и следующее поучение:

Есть много знахарей,

Которые исцеляют болезнь ветра,

К ним, господин, ты должен обратиться,

Заговоры помогают от болезни;

Но если тебя будет лечить кам,

Ты должен, господин, полностью ему верить,

Врач ‹отчи› не любит его речи,

Он отходит от мукасима.

Арабское слово мукасим буквально означало «тот, кто дает клятвы», «заклинатель». В поэме Юсуфа Баласагунского оно синонимично тюркскому kam. В другом месте поэмы давался совет «Или держись врача, или кама». И подраземевалось не только врачевание тела, но, прежде всего, души.

В вышедшем в 1303 году списке слов тюркского племени команов «Codex Cumanicus», составленном каким-то итальянцем, изучавшем переселившиеся в конце XII века из Северного Причерноморья в Венгрию племена, — слово Incantatrix (ведьма) передано как kam katun kisi dir. То есть впервые прозвучало нечто вроде женщина-заклинательница, женщина-кам. И подчеркивалось именно женское начало в самой технике создания заклятия, а слово Adiuino (я совершаю заклинание) — переводилось как kamlik etermen (я совершаю дело кама), то есть шаманю. Слово kamlik в среде алтайских тюрок и значит колдовать, шаманить, иначе — камлать. Уже тогда отмечалось, что шаману помогают духи, но имеющие некую женскую сущность. Там же эти духи называются «сестрами». В советское время это считалось пережитком матриархата.

Мало того, что литература — нечто вроде магии. Ведь в хорошую книжку погружаешься, как в иной мир, от нее невозможно оторваться. Если книжка несет в себе отклик настоящего kamlik, то в результате не только замыкалась эстетическая триада по созданию художественного образа, но в чем-то любой читатель, иначе глядевший на мир, сам мог влиять на свою жизнь, на события. Читатели в результате контакта с этой опасной разновидностью kamlik, обретали точку опоры внутри себя, начиная менять мир вокруг себя.