Время Чёрной Луны - [19]

– Разумеется. Именно изъять и покинуть с ними город. В крайнем случае, – девушка прищурилась и поджала губы, – уничтожить. Вместе с городом.

Она не пояснила, что же в таком случае будет с ней и со мной, а я не стал уточнять: все и так было ясно. «Они принесли себя в жертву ради великого благого дела»… А вот благого ли? Могу ли я рассчитывать на откровенный ответ?

– Если нам удастся выбраться живыми, прихватив с собой Плоды, – что ты с ними будешь делать?

Донге изумленно подняла брови:

– А что с ними можно делать, Легис? Новые пустыни нам вроде бы ни к чему. Правда, много пустынь не получилось бы. Получилась бы одна, но большая – на весь белый свет. А зачем, думаешь, корабль Рерга? Отплывем за Пятнистые острова, пройдем Дым-гору и через день пути утопим их там, где поглубже.

У меня создалось впечатление, что девушка говорит вполне искренне. Значит, кое-кто решил избавить мир от потенциальной опасности. Изъять и утопить. Благое, конечно, намерение, только как там говорится насчет обустройства дороги в преисподнюю? Вдруг Плоды Смерти как раз там и рванут, на большой глубине? Впрочем, беджи, конечно же, знали бы о таком печальном финале, и будь он действительно таким – вряд ли согласились бы везти нас в город. В возможное коварство Сю я не верил – он просто не мог быть коварным. Итак, мне представлялся случай сделать хорошее дело. Что ж…

– Стража у ворот устроит проверку, – сообщил я девушке. – Сю предлагает перебраться на шею, к ним под панцирь.

Донге мгновенно насторожилась:

– Легис, это похоже на ловушку.

«И в этом мире тоже во всем готовы видеть какой-нибудь подвох, – с грустью подумал я. – Неужели в основе любой Вселенной лежит обман? Неужели Творец задумал всех нас именно такими, готовыми только к худшему?»

Ни повернул к нам огромную приплюснутую голову размером чуть ли не с голову египетского Сфинкса, и во взгляде его багровых глаз я прочитал укор.

«Если бы вы хоть немного знали беджей, то знали бы, что беджи не способны на обман. Беджи просто не в состоянии обманывать».

Я не сомневался в том, что каждое слово, вернее, мыслеслово Ни – чистейшая правда. Беджи были не в состоянии обманывать, как мы были не в состоянии ходить на голове. Донге, видимо, тоже восприняла заявление Ни. Задумчиво покусав губу, она сказала:

– Ладно, поехали дальше. Вы же нам сообщите, когда нужно будет забираться к вам на шею?

«Сообщим», – заверил то ли Сю, то ли Ни, то ли оба беджа сразу.

– Тогда вперед!

Девушка исчезла в «кармане» и я, как обычно, последовал ее примеру.

6

Я потерял счет времени, сидя в темноте, подняв колени и положив на них подбородок. Сю со мной больше не общался – вероятно, погрузился в свои мысли или обиделся, или просто сосредоточил внимание на дороге, уже, наверное, петляющей в горах. Я тоже его не тревожил, отдавшись неспешным размышлениям.

Из памяти внезапно непонятно почему выплыла то ли уместная, то ли не очень уместная очередная цитата, на этот раз из мудрой книги для детей. В далекие времена мне казалось, что чужие мысли помогают жить, а возможно, так оно и было; однако жить с чужими мыслями не более комфортно, чем носить одежду с чужого плеча: вроде бы и удобно, вроде бы и не жмет нигде, но – чужое. А надо бы иметь и свое…

«Ты сам виноват, Иа. Ты же никогда ни к кому из нас не приходишь. Сидишь как сыч в своем углу и ждешь, чтобы все остальные пришли к тебе. А почему тебе самому к нам не зайти?»

Я, наверное, все-таки не сидел как сыч. А вот о том, чтобы зайти, как-то и не думал.

И вот ведь что интересно: они не только общались со мной теперь, они даже выручали меня, и они же направили меня на очень рискованное дело. «В крайнем случае, уничтожим Плоды Смерти вместе с городом», – сказала бесстрашная Донге, камикадзе Донге. И я так никогда и не узнаю, что же скрывается за плавно-извилисто-певучим словом «Иллолли»?.. Смерть-то ведь будет настоящая, не такая, как в спектакле или кино.

Впрочем, ну и что из того? Не живем ли мы постоянно с мыслями о грядущей смерти, не пронизывает ли мир каждого из нас постоянное сознание ее неизбежности? Человек присутствует на свете для того, чтобы умереть. Человек одинок. Человек обращен в прошлое. Еще одна Триада, в противовес той, другой, такая же всеобъемлющая и данная от века: Ужас смерти – Одиночество – Память.

Цитаты были уже готовы прорвать плотину и хлынуть бесконечным потоком, но я, собрав все силы, успел все-таки удержать их. Тем не менее, кое-что ухитрилось просочиться, и я рассматривал теперь эти быстро высыхающие лужицы неуничтожимой Триады.

«Нам надлежит познать, что все, что возникает, должно быть готово к страданиям и гибели». Ницше. «Всевластна смерть. Она на страже и в счастья час. В миг высшей жизни она в нас страждет, ждет нас и жаждет – и плачет в нас». Рильке. «Приходят ниоткуда, уходят в никуда, Но днем и ночью надо им двигаться всегда. Кто б ни пришел

– остаться здесь не сумел никто. Так что же стало с чем-то? Ничто, одно Ничто…» Лал-дэд, Лалла.

«Бог – это одиночество людей». Сартр. «И одиночество над нами как дождь: встает над морем вечерами и простирается там, за холмами, до неба, им чреватого всегда. И с неба падает на города…» Вновь Рильке.