Время ангелов - [66]

Счастье переполняло ее, и хотя иногда она как бы отмахивалась от него, ощущение счастья не уходило, а, наоборот, усиливалось. Она теперь часто напевала. Ей было легко с Евгением. Он надеялся, что ему по силам сдерживать в себе эту бушующую страсть, а так хотелось сжать Пэтти в объятиях, дать ей шлепка, усадить на колени. Их ласки все еще оставались на уровне влюбленных детей. Лишь изредка он со всей своей страстью целовал ее или по-медвежьи прижимал к себе.

Годы одиночества придали его чувствам качество, которое он не сразу мог определить. Чистота? Нет, скорее, новизна. Он влюбился словно впервые, как мальчишка. Ведь в несчастную Таню он никогда не был по-настоящему влюблен. Он любил тех, из детства, и, казалось, больше никого не мог полюбить.

— Прошлой ночью мне приснилась моя английская гувернантка. Ее звали мисс Алисон.

— Ты ее любил?

— О, да. Я всех любил. Детям это свойственно.

— Кому как.

— А тебе минувшей ночью что приснилось, Пэтти?

— Мне не снятся сны. Что же случилось в твоем сне?

— Не помню. Мне кажется, это был наш загородный дом.

— Как он назывался? Ты мне говорил.

— Белая долина. Потому что там росли березы. У них ведь белые стволы.

— Глупенький, я знаю, что у берез белые стволы. В Англии есть березы.

— Есть? А, в самом деле. Правда, я никогда не видел. О, Пэтти, ты уже уходишь?

— Надо, а то не успею за покупками.

— А сахарную мышь возьмешь с собой?

— Она у меня в кармане. Как ты думаешь, надеть мне новые сапожки?

— Конечно, надень. Ты в них похожа на русскую.

— Немного тесноваты. Вдруг начнут жать посреди дороги?

— А вдруг не начнут? Надевай и храбро иди вперед.

— Я скоро вернусь.

— Аккуратно переходи дорогу. Купи мне что-нибудь этакое.

— Помоги мне надеть сапожки.

Пэтти и Евгений вышли в кухню. Настроение у Пэтти было лучше, чем всегда, и они много смеялись.

— Позвольте, я помогу вам надеть. Присядьте вот здесь.

Евгений опустился на колени и снял с Пэтти ее поношенные клетчатые тапочки. На секунду он задержал ее теплую пухлую ступню в своих руках. Ему показалось, что он держит какую-то птицу. Он подержал сапожок, и она засунула ногу. Сапожки, на покупку которых Евгений ее воодушевил и которые они долго обсуждали, были из черной кожи, высотой почти до колена, на шерстяной подкладке. У Пэтти прежде никогда таких не было.

— Тесноваты. Я же говорила.

— Но ты всегда жалуешься, что обувь великовата.

— Нет, сначала тесновата. Только потом становится великовата.

— Ну, надевай.

— Не получается.

— Просто сапожки для тебя в новинку. Ничего, наловчишься. Суй ногу.

Евгений почувствовал, как пятка надежно уперлась в положенное ей место.

— Отлично. Теперь следующий.

Толкая и подтягивая, Пэтти надела второй сапог.

— Теперь шубку. Ну вот, совсем русская.

В шубке из кролика, с шарфом на голове, Пэтти выглядела шарообразно, как те добродушные пухлые бабоньки, спешащие тебе навстречу морозным утром по Невскому проспекту. Евгений рассмеялся, прижал ее к себе и раскружил. И тут он увидел Мюриэль Фишер. Она стояла в дверях кухни и угрюмо смотрела на них.

Евгений опустил руки. Пэтти оглянулась и тоже увидела Мюриэль. Пэтти помедлила, а потом решительно направилась к двери. Мюриэль посторонилась. Невнятно поздоровавшись с Мюриэль, Евгений поспешил за Пэтти. Она уже успела открыть входную дверь. Волна студеного воздуха проникла внутрь, разбившись об их лица и руки. Туман почти рассеялся, но все равно было мрачно.

— Холодно, Пэтти. Давай закроем дверь.

— Выйди на минуту, — сказала Пэтти.

Дрожа от холода, Евгений вышел на крыльцо, и Пэтти слегка прикрыла дверь. С покрасневшими от стужи лицами они вглядывались друг в друга, и холодный сумрачный свет окутывал их. Лица их, как два цветка, увяли и закрылись.

— Что случилось, Пэтти? Я сейчас заледенею.

— Я хочу сказать… нет, это не имеет значения.

— Скажешь, когда вернешься.

— Я вернусь, правда?

— Что за глупости. Конечно, вернешься.

— И ты будешь меня ждать, да?

— Буду.

— И ты всегда будешь ждать, Евгений, всегда?

— Всегда! Ну, Пэтти, будь осторожна. Не упади в новых сапожках.

Пэтти исчезла в холодном тумане утра, осторожно ступая по тротуару, покрытому смерзшимся в комки снегом. Евгений поспешил в зал, где было все же теплее, чем на улице. Может, ему следовало пойти с ней? Ожидавшие его разные мелкие дела могли и подождать. Как хорошо она сказала! «Всегда» — это он впервые от нее услышал.

Он с улыбкой прошел через кухню и отворил дверь в свою комнату. Мюриэль Фишер сидела у стола. При виде его она встала.

— Мисс Мюриэль…

— Извините, — тихо проговорила Мюриэль. — Я хочу вам кое-что сказать.

Евгений всмотрелся в ее лицо. В нем было что-то странное. Лицо сначала сморщилось, потом вытянулось, словно подвешенное на крюк. Лицо Мюриэль всегда казалось Евгению каким-то отталкивающим. Но теперь она напоминала демона в муках. Ему стало не по себе.

Евгению никогда не нравилась Мюриэль. Она казалась ему неженственной и холодной. Он ставил ее в один ряд с Шедокс-Браун — бесцеремонная английская дама, которая как бы и стремится помогать, но при этом не может скрыть своего высокомерия. Этим дамам присуща самоуверенность, которой позавидует любой супермен. Евгений всегда чувствовал, как настроено к нему общество, и мог безошибочно определить, считают ли его равным себе или все же хоть на каплю, но презирают. Мюриэль тщательно выспрашивала его о прошлом, но в ее вопросах не было сочувствия, даже любопытства. Он чувствовал, Мюриэль просто хочет найти для него наиболее подходящую «полочку». Чтобы знать, что с ним делать, надо его как можно точнее классифицировать.