Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I - [119]

В ноябре 1586 года он возвратился в Англию и вместо предания суду был пожалован в министры двора, а Эссекс — в шталмейстеры. Находясь теперь в своей сфере, временщик принимал самое деятельное участие в процессе Марии Стюарт и настойчиво предлагал отравить ее ядом, что, как мы уже видели, отвергнуто было канцлером Уолсингэмом. На следующий 1587 год Лейчестер имел бесстыдство снова отправиться в Нидерланды для отражения испанцев от устьев Шельды. На этот раз он прибыл единственно для руководства интриги и обширного заговора, организованных в его пользу многочисленными его приверженцами. Временщик надеялся — по окончательном отражении и вытеснении испанцев из Нидерландских штатов — прибрать их к рукам и сделаться не штатгалтером республики, но прямо королем. Слух о его кознях достиг ушей Елизаветы, и она поспешила отозвать своего возлюбленного в Англию-Заговор шел успешно, число приверженцев возрастало, несмотря на усиление партии друзей свободы и независимости, но Лейчестер не смел ослушаться своей королевы. Перед отъездом, он раздал своим нидерландским друзьям золотые медали, которые и в его отсутствие должны были напоминать им о продолжении и доведении до конца начатого дела. На этих медалях на одной стороне был изображен поясной портрет Лейчестера, а на другой — стадо овец с собакой, удаляющейся, но оглядывающейся; надпись вверху гласила: «Поневоле покидаю» («invitus desero»), а внизу: «не стадо, но неблагодарных» («поп gregem sed ingratos»)… Приверженцы временщика, усердно содействуя его видам, деятельно сеяли раздоры в Нидерландах, умножая число недовольных.

Война Англии с Испанией приняла ужасающие размеры. Филипп II снаряжал свою знаменитую Непобедимую Армаду под начальством адмирала Медина-Сидониа; Елизавета, со своей стороны, готовилась встретить могучего врага, доверив предводительство морских сил великому адмиралу графу Арондель, Карлу Гоуарду, Френсису Дрейку, Гоукинсу, Фробишеру; командование войсками сухопутными, собранными в Тильбюри, было возложено на Лейчестера; граф Эссекс — теперь уже кавалер ордена Подвязки — был назначен начальником всей кавалерии. Производя в Тильбюри смотр своим войскам, Елизавета, указывая им на Лейчестера, произнесла такую речь:

— Он, мой генерал-лейтенант, среди вас заменит вам меня… Доныне еще ни у одного государя не было достойнейшего и благороднейшего подданного!..

Одному Богу известно, насколько этот благороднейший и достойнейший подданный оправдал бы доверие своей государыни, если бы Непобедимой Армаде, 1 июля 1588 года отплывшей из Лиссабона, не пришлось бороться со стихиями вместо английских войск. Адмиралам легко было добить жалкие остатки испанского флота, разоренного бурями, пожарами, разбившегося о подводные скалы. Гордясь победой, Елизавета увековечила гибель Армады двумя медалями; сперва с девизом, приписывавшим всю честь и славу ей, женщине, но потом, по совету парламента, велела эту хвастливую надпись заменить стихом псалма: «Помощь мне от Господа, сотворившаго небо и землю» (Пс. 120, ст. 2).

Щегольское появление на коне, в блестящих доспехах, с жезлом фельдмаршала, перед войсками на параде в Тильбюри было последним явлением жизненной трагедии Лейчестера; в том же 1588 году он умер в Корнбюри, на пятьдесят восьмом году от рождения. В конной рыцарской зале (the horse armoury) арсенала лондонской Башни доныне сохраняется одетая в подлинные доспехи Лейчестера его величавая, красивая фигура на удивление позднейшему потомству. Эта кукла, точное изображение всех достоинств фаворита Елизаветы, имеет перед живым своим подлинником именно то великое преимущество, что она — кукла, хотя и такая же бездушная, как Лейчестер, но зато безвредная… Как хорошо было бы, если бы в старину короли и королевы, вместо живых кукол временщиков и фавориток, довольствовались восковыми или деревянными; от скольких бедствий были бы тогда избавлены их подданные, казна от расхищения, человечество от стыда, а история от многих позорных страниц.

Похоронив Лейчестера, Елизавета недолго вдовствовала и недолго его оплакивала; открывшаяся вакансия, чуть ли еще не при жизни временщика, уже была замещена Эссексом. Подвернулся было другой искатель счастья, Карл Блоунт, лорд Монжуа (Montjoie), но Эссекс со шпагой в руке удержал за собой выгодную позицию. Из-за пустого повода он вызвал Блоунта на дуэль, скрестил с ним шпагу и был ранен в колено.

— Что за негодные мальчишки! — сказала Елизавета, узнав о столкновении соперников, но внутренне весьма довольная. — Надобно их унять, а то, пожалуй, тот и другой голов не снесут.

Пожурив бойцов тоном доброй бабушки, выговаривавшей шалунам внукам, королева их помирила, и враги сделались добрыми друзьями. Сравнение королевы с бабушкой, а графа Эссекса и Блоунта с внуками кажется нам тем более уместным, что оба они по своим годам действительно годились ей во внуки, но именно потому она и удостаивала Эссекса пылом старческого своего сердца; ей было тогда пятьдесят шесть лет, а фавориту двадцать два года. Набеленная, нарумяненная, в рыжем парике, опутанном бриллиантовыми нитями, Елизавета, рука об руку с Эссексом, как молоденькая девочка порхала на придворных балах, в полной уверенности, что она неизменно все та же, какой была тридцать шесть лет тому назад, и что старость, постигая всех простых смертных, к ее британскому величеству не смеет прикасаться… Первые годы фаворитизма графа Эссекса — смешной водевиль, послуживший прологом к кровавой трагедии. Елизавета, тридцать два года сожительствуя с Лейчестером, осыпая его богатствами и почестями, покорялась ему как жена мужу; скажем более — она боялась Лейчестера, который держал ее в руках. Молодого Эссекса она сама взяла в руки, надоедала ему ревностью, капризами, играла им, как пешкой, и при малейшей с его стороны попытке ослабить гнетущее его иго обходилась с фаворитом не слишком-то вежливо. Новый временщик был похож на несчастного молодого мужа, отдавшегося в кабалу старой, сварливой жене ради ее богатства. А между тем, Эссекс, при сравнении его с покойным Лейчестером, был честнее, благороднее, добрее и талантливее. Пользуясь особенной благосклонностью королевы, он при каждом удобном случае старался оправдать ее милости к нему воинскими подвигами, на что трусливый Лейчестер никогда не был способен. Положение Эссекса было еще и тем хуже положения Лейчестера, что у последнего были только безмолвные завистники и болтливые льстецы; у Эссекса были враги и клеветники, нашептывавшие на него Елизавете. За каждым шагом, за каждым словом Эссекса следили тысячи глаз, тысячи ушей, затем чтобы истолковывать его поступки и речи в дурную сторону и доводить о них до сведения королевы. В Лейчестера она верила, в Эссексе сомневалась; последнему в каждой ябеде или клевете, на него сплетенной, приходилось разубеждать свою высокую покровительницу, оправдываться.