Времена негодяев - [34]

— Правильно, — сказал Месроп, — чай полезнее, только если не пьешь, не выливай под стол. Ты мне самогоном всю штанину облил.

Виктор улыбнулся, Месроп хохотнул.

— Смешно, да? — негромко рыкнул на них Мартын, но прекратил свое кружение и сел напротив Месропа.

— Опять ушел!

— Да, — ответил Месроп. — Значит, еще не созрел.

— Чего он ждет?

— Спроси у него.

— И спрошу, я, знаешь, прямо сейчас его подниму и спрошу.

— Подними.

— Э, толку! — Мартын обреченно махнул рукой. — Сколько раз приставал к нему, а он все шуточками отделывается. Шутник. Мало ему дубасовцы вломили. Дождется, опять голову поднимут!

— За что вы так монархистов не любите? — спросил Виктор.

— Не люблю? — переспросил Мартын. — Кто тебе сказал такую глупость? Я сам монархист.

— А… — начал Виктор и удивленно замолчал. Мартын сердито шевельнул усами, фыркнул.

— Почему ты решил, что эта свора имеет хоть какое-то отношение к идее монархии? Банда самозванцев! Сколько их развелось после пресекновения рода Романовых… Эх!

— Да, — сказал Месроп, — кошмарная была трагедия. Мой друг чуть не погиб тогда, во втором… нет, в третьем году. Он опоздал на коронацию. Только добрался до Спасских, как ахнуло.

— Ахнуло? — тупо повторил Виктор. — Что?

— Вот — время летит! Двадцать лет всего прошло, а начисто все забыто.

— Еще бы, — сказал Мартын, — через три года мор начался.

— Через два, — поправил Месроп. — А что ахнуло? Успенский собор, голубчик ты мой, ахнул, да и как ему не ахнуть, если, говорят, его сотней тонн взрывчатки зарядили.

— Не сотней тонн, а калифорнием взорвали, несколько грамм пошло, возразил Мартын.

— Кто зарядил? Кто взорвал? — терпеливо спросил Виктор.

Он смутно припоминал какие-то байки на веселых площадках, что-то странное пел, подыгрывая себе на гитаре, старый Гонта. Вспомнились окровавленные тела из случайного диска по истории. Но он почти все забыл: история не география, а кого кормят ноги, тому не надо засорять голову.

— Все уже забыли, кто взорвал. — Мартын задумчиво покачал головой. Тогда, сгоряча, многих похватали. Слава богу, до самосуда не дошло. Ну, и тут же самозванцы объявились. Их всерьез не воспринимали, а они, понимаешь, очень нервничают, когда их всерьез не принимают. Вот Дубасов. Таких, как он, — десяток на округ наберется, каждый обрастает людьми, а чем поманишь, чем докажешь? Вот и охотятся за всякими раритетами. Ну, ты это хорошо знаешь.

Виктор усмехнулся. Весной, когда они шли по мосту с Ксенией, оставив за спиной темные лабиринты Хибары, Сармат вынул из кармана тряпку, развернул ее и, глянув на медальон с изображением усатого юноши с дикими глазами, взвесил его в руке и, не прерывая на ходу разговора, с размаха кинул в воду. «Варвар» — негромко ахнул за спиной Мартын, а Месроп непонятно ему возразил — «Разин». А Виктор чуть не обиделся — стоило рисковать!

— Все равно ничего не понимаю, — упрямо сказал Виктор. — История это хорошо. Но при чем здесь Сармат?

— Карту иногда разглядываешь? — спросил Мартын после недолгого молчания.

Виктор пожал плечами. Карту города они исползали по миллиметру. Сейчас он прошел бы с закрытыми глазами по любым задворкам. Кроме, конечно, Хибары и заводских развалин Покровска, пропитанных старой вонючей химией. Мартын имел в виду что-то другое.

— Ты посмотри, посмотри. — Он указал на стену, и Виктор улыбнулся. К стене была приклеена карта области, а рядом сиротливо жалась страничка из атласа с двумя полужопиями земного шара. Учить гонца географии — это умиляет. Показать бы Мартыну их карты! На добытых из черт знает каких архивов огромных листах можно разглядеть не только дома и людей, но даже цветы на подоконниках. Перед ходкой гонец запоминал свою трассу, а потом сдавал карту дежурному или оставлял на явочном флэте.

Мартын горячился, тыкал пальцем в карту и громким шепотом вещал, что Саратов — это еще не центр Вселенной, и пока они наводят порядок, выбивают шваль и помогают людям, отсюда на все стороны лежат необъятные земли, города и фермы, где много еще всякого негодяйства. Вот они здесь дрыхнут и обливают штаны самогоном, а в Пензе между тем, наверняка, пришлые лупилы режут местных, и это еще хорошо, не дай бог сговорятся, а из Тамбова уже три недели нет вестей, там дружинники разругались с регулярными частями, связь оборвана, некого послать поглядеть, а поездов оттуда тоже нет, и если его, Виктора, интересует, что творится за Волгой, то пусть он сперва отольет, а то штаны намочит, сейчас он о таких ужасах услышит…

— Ты кому это говоришь? — задремавший было Месроп вдруг поднял голову.

Мартын осекся, хмыкнул, втянул нижнюю губу, а усы сникли, и он сделался похож на обиженного моржа. Сердиться на него было невозможно. Шумный, веселый Мартын казался человеком без забот и проблем. Но Виктор знал, что три года назад Мартын был учителем и домовую школу затопило во время прорыва дамбы. Спасся только он — двенадцать детей, малыши, остались в классе. Они часто снятся ему, тогда он просыпается с криком и не может заснуть до утра. И спать он всегда ложится поздно, как можно позже, чтобы сразу наглухо забыться, но не всегда это удается, и вот он видит, как вода вдруг бьет из окон, поднимается все выше и душит одного за другим Анну, Леонида, Сергея… Они тянут к нему руки, но он не может дотянуться, вода уносит его, и они кричат, и он, чтобы не слышать этот крик, тоже кричит и просыпается…