Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун - [17]

Го Юнь проснулся, прополоскал рот, умылся, еще раз проверил, все ли взял. Обнаружил в кармане три тысячи юаней. Это те самые деньги, что он дал родителям. Го Юнь взял деньги и пошел к матери. Мать уже приготовила завтрак и накрывала на стол. Когда она увидела деньги в руках сына, то сразу поняла, что он задумал, и, поставив чашку, сказала:

– Ты должен взять эти деньги с собой. Мы-то истратим. Но и без них проживем, за столько лет уже привыкли, разницы никакой, а тебе на строительство дома нужны деньги, так что забирай. Если оставишь дома, то случись что, и истратим.

Го Юнь возразил:

– Случись что-то чрезвычайное, авось и пригодятся. Если не истратите, то я вернусь и заберу, а с собой возить небезопасно.

Мать ответила не терпящим возражений тоном:

– Дома мы их не сохраним. У родственников или друзей беда какая – вот и нет денег.

Го Юнь понял, что ему мать не переспорить, вытащил из пачки две сотенные купюры и вложил матери в руку со словами:

– Это на домашние расходы, а то дома нет ни копейки. Счетчики вон не установлены.

Поколебавшись немного, Лун Шанъин деньги все же взяла, а потом сходила в спальню и сунула их в одежду, лежащую на дне деревянного сундука.

Легкая утренняя дымка рассеялась, накануне осени на Юньнань-Гуйчжоуском нагорье стало хоть чуточку прохладнее. Только что взошедшее солнце закрыли облака, выплеснувшиеся из горной долины. Родители и сын покинули Хуанбаобао и направились в сторону уездного города. Деревенские собаки запомнили Го Юня, больше не лаяли, а виляли хвостом и пробежали за ним часть пути.

В деревне жило много их однофамильцев. Деревенские только что позавтракали и, стоя в воротах, здоровались с Го Юнем:

– На заработки?

На это Го Юнь отвечал односложно:

– Ага.

Такую картину в Хуанбаобао можно увидеть чаще других. Несколько десятков лет назад деревенские редко куда уезжали, а если уезжали, то либо в армию, либо учиться, либо проведать родственников. Вечером перед отъездом почти вся деревня заглядывала попрощаться, уезжающему желали счастливого пути, обсуждали обычаи того края, куда он отправлялся. В те времена это было значимым событием для всей деревни, а теперь стало обыденным делом, окликнут тебя – и на этом все. Только у Лун Шанъин глаза были на мокром месте, она то и дело вытирала их полотенцем. Го Жуйжэнь сердился, что жена вообще пошла провожать сына.

Они потихоньку прошли первый километр. Го Юнь с огромным плетеным мешком за спиной шагал впереди, Лун Шанъин несла маленькое красное пластиковое ведерко, в которое сложила мясо с перцем, пожаренное с утра. Всю дорогу она без конца давала советы, Го Юнь отвечал лишь «ага, ага». Го Жуйжэнь с дорожной сумкой молча плелся сзади. Они проводили сына до автовокзала, родители помогли загрузить багаж в автобус, еще раз попросили в дороге быть поосторожнее и на Новый год возвращаться домой.

Автобус тронулся. Го Юнь махнул родителям рукой:

– Возвращайтесь. Со мной все в порядке.

Автобус свернул и поехал по улице. Солнце уже светило так ярко, что резало глаза, а здания отбрасывали на улицу тени, нагромождавшиеся друг на друга. Автобус удалялся, а потом стал таким маленьким, что уже и не разглядеть, и его загородили другие машины. Только тогда Лун Шанъин вытерла слезы с лица и побрела вслед за мужем в Хуанбаобао.

12

Журналист поселил стариков в отеле. Это была высотка с лифтами. Го Жуйжэнь, когда сел в лифт, не понял, зачем вообще было заходить в этот металлический ящик, а когда двери закрылись, немного напрягся. Журналист объяснил, что это лифт, так можно подняться на седьмой этаж, где они живут. Когда лифт поехал вверх, старик так перепугался, что уперся обеими руками в стенки, думал, что упадет. Лун Шанъин не поняла, почему у нее закружилась голова, а когда лифт приехал на седьмой этаж, она была уверена, что они все еще на первом, двери открылись, но вестибюль исчез, вместо него тянулся коридор, и Лун Шанъин перепугалась.

В номере они не знали, как пользоваться туалетом. Они привыкли сидеть на корточках, и, сидя на унитазе, ничего не получалось, пришлось садиться на корточки прямо на унитаз. Старики снова перепугались, что свалятся оттуда. Напротив гостинцы высилось двадцатипятиэтажное жилое здание. Как тут все высоко! У Лун Шанъин даже на кровати ужасно кружилась голова, и она пару раз едва не скатилась с нее.

Журналист принес им несколько местных газет за последние дни, среди них и «Вечерняя газета Янчэн», и «Новая газета», и «Гуанчжоуская ежедневная газета», и «Новости южной столицы», и во всех изданиях каждый день освещали кровавую драму. Чжан Тун нашел несколько репортажей и зачитал старикам. После пары статей Го Жуйжэнь снова поднялся, нацепил очки для чтения и сам внимательно перечитал несколько раз. Ему хотелось понять, почему родной сын совершил такой поступок. В статьях горожане тоже задавались этим вопросом. Полиция уже начала предварительное расследование и жаждала докопаться до истины. Несколько редакций опубликовали телефоны, по которым могли позвонить все, кто владеет хоть какой-то информацией, чтобы пролить свет на произошедшее.

Самой первой в газету позвонила одна девушка по фамилии Вань. Она сообщила, что видела Го Юня в день трагедии в половине девятого утра неподалеку от мемориальной арки. Он лежал навзничь на земле. Несколько пуговиц на одежде были расстегнуты. Го Юнь шевелил ногами и руками, а при виде прохожих закричал, чтобы те вызвали полицию, но его долгое время все игнорировали. Внезапно парень поднялся и заревел: «Я и после смерти вам спуску не дам!»