Времена и люди. Разговор с другом - [71]

Вскоре Бельскому пришлось покинуть окружной центр. Начальство было им недовольно. Дубравушка решительно не поддавался никакому воспитанию. Однако это справедливое изгнание Бельский представил на квартире Шаврова как «козни и интриги», а к этим словам Шавров очень был чувствителен…

И снова, уже во время Отечественной войны, свел их случай. Бельский, в должности заместителя командира полка по строевой, оказался в корпусе, которым командовал Шавров. Война заставила сделать то, что надо было сделать раньше, то есть дать возможность Шаврову самостоятельно решать боевые вопросы. Кажется, сам командующий фронтом не ожидал таких блестящих результатов.

Бельский не пошел на прием к командиру корпуса на правах старого однополчанина. Он сообразил, что будет лучше, если Шавров сам его обнаружит. И не ошибся. Подписывая бумаги, Шавров заметил фамилию Бельского и сказал то, что давно запечатлелось у него в памяти: «А, старый однополчанин!»

Он не думал, что этого замечания будет достаточно для утверждения Бельского командиром полка. Но этого уже было достаточно. Дела в корпусе благодаря Шаврову шли отлично. Частица этого успеха упала и на Бельского.

Прошло полгода. Перед самым началом Новинской операции подорвался на мине Петр Ильич Карасев, командир дивизии, один из самых близких товарищей Шаврова. Это был серьезный удар. Решение надо было принимать срочное.

Шавров остановился на Бельском. Он хлопотал и ездил с ним в штабарм, представлял Бельского. Наверху утвердили, хотя и не очень охотно: «Все-таки мелковат, мало знаний и опыта…» Некоторые говорили почти с открытой неприязнью: «Эх, не видать бы ему при других обстоятельствах не только что дивизии, но и полка». Другие, а их было большинство, справедливо замечали, что война научила судить человека не только по анкете; иной и в самом деле академии не кончал, а какие чудеса творит в трудной боевой обстановке. Может быть, и впрямь этот Бельский еще покажет себя…

Шавров тогда готовил Новинск. Впервые за долгую свою жизнь ему представилась возможность проявить себя. И он назначил Бельского не потому, что ни с кем не желал разделить будущий успех, и не потому, что боялся, как бы кто-нибудь из его помощников не сделал лучше, чем он сам, — это грязное дно честолюбия не было ему известно. Нет, он боялся, что его план, план действительно отличный, может сорваться, если его помощники самостоятельно поработают хотя бы над его деталями. Вот на какие горные вершины было поднято его честолюбие в ту минуту, когда он совершил ошибку, утвердив Бельского командиром дивизии.

Он очень скоро понял, что это ошибка. И во время Новинской операции не раз упрекал себя. Он упрекал себя и в тот день, когда полк Камышина не мог подняться, чтобы атаковать передний край противника, и потом, на второй и на третий день операции, когда ему пришлось помогать Бельскому резервами.

Был момент, когда Шавров едва не снял Бельского с должности командира дивизии. И он непременно снял бы его, если бы в ходе операции не обозначился перелом. Немцы не выдержали удара Северова с левого фланга и побежали по всему фронту. Бельский получил наиболее легкое задание — освобождение самого города.

Через несколько часов Шавров сам прибыл в Новинск. Он видел знакомые картины. На окраине города красноармейцы тушили пожар, и черные фигуры то возникали в пламени, то исчезали в нем. Связисты тянули провод к сараю, где разместился штаб какой-то части. Вокруг здания театра саперы ставили небольшие щиты: «Осторожно, мины!» На главной улице возле здания банка стоял маленький мальчик, держа на руках собаку, истекавшую кровью. Древняя старуха плакала над убитым бойцом.

Он остановил машину, вышел, прислушался — шум войны уходил все дальше на запад, а здесь было тихо, и каждый звук воспринимался особенно остро. Шавров подошел к старухе и прямо взглянул в лицо убитого.

В эту минуту он услышал радостные, возбужденные голоса и возгласы привета. Навстречу ему шла большая оживленная толпа освобожденных жителей Новинска, а в центре ее на коне ехал Бельский. Рядом с ним, тоже на коне, гарцевал его адъютант. Заметив машину Шаврова, Бельский спешился и, выйдя из толпы, громко доложил:

— Товарищ генерал-лейтенант, ваш приказ выполнен. Новинск взят. Поздравляю вас с победой, товарищ генерал-лейтенант!

Потом, через час, в Новинск пришла шифровка с благодарностью командарма, а вечером в Москве гремел салют в честь освобождения Новинска.

Трудно было придумать более неподходящий момент для снятия Бельского. Снять Бельского, считал он, значит бросить какую-то странную тень на все дело.

Да и так ли виноват был Бельский? Ведь никто сверху даже вопроса об этом не ставил. Этот вопрос задавал себе только сам Шавров. Вскоре он уже отвечал себе, что операция была очень тяжелая, воевать приходилось в условиях зимы и сильного обледенения грунта. Да и всем известно, что в одном и том же деле одному везет больше, а другому меньше. Он-то, Шавров, во всяком случае знал это. И чем ярче сверкала новинская звезда, тем равномернее распределялись свет и тени.

Кончилась война. Новинск по праву занял свое место в одном ряду с замечательными победоносными операциями. Но теперь вместе с гордостью у Шаврова появилось новое требовательное чувство — ревность. И Бельский нащупал и начал развивать это новое чувство, стремясь превратить ревность в подлинную страсть. Сначала осторожно, а потом все смелее и смелее он доставлял пищу для этого темного огня.