Времена и люди. Разговор с другом - [7]

— На Пестеля? — спросила Катя.

— Да, на Пестеля.

Как будто все было только вчера, так ясно видела Катя дощечку: «Детский дом № 17».

Зима сорок второго. В те дни были созданы отряды ленинградских комсомольцев. Они помогали тем, кому еще можно было помочь.

Мальчика, которого спасла Катя, она принесла в детский дом номер семнадцать на улице Пестеля.

— Назовем Сергеем, — сказал грузный пожилой человек с отечным лицом, заведующий детским домом. — А как ваша фамилия?

— Вязникова…

— Ну, значит, пока он Сережа Вязников.

«Как же так? — думала Катя. — Пятый день я в Ленинграде и не зашла туда. Даже не попыталась разыскать Сережу Вязникова».

Грузовик остановился на улице Пестеля. Катя быстро вбежала в парадную, позвонила. Прошло мгновение, дверь открыли, и Катя замерла от неожиданности. На пороге стояла Симочка, улыбающаяся, веселая и свежая. Увидев Катю, она тоже растерялась, улыбка еще осталась, а взгляд выражал полное недоумение.

В это время из глубины послышалось:

— При-вет до-ро-го-му ше-фу, при-вет до-ро-го-му ше-фу…

— Я… я приехала за детьми, — сказала Катя.

— А мне поручили… — Симочка разглядывала Катю, словно видела ее в первый раз, — специально поручили встретить представителя с производства… Конечно, я не знала, что приедете вы. Сегодня утром вы ведь еще нигде не собирались работать.

— Я не работаю. Меня просили, я приехала.

— Ах вот как!..

Они вошли в большую, просторную комнату, где ребята еще раз повторили приветствие. Симочка одобрительно улыбнулась, потом лицо ее стало строгим, она вышла на середину комнаты и торжественно обратилась к Кате:

— Дорогой товарищ! Воспитанники детского дома приветствуют в вашем лице руководство типографии и счастливы, что смогут оказать своим трудом помощь производству.

Катя молча покачала головой. Пышных речей она не выносила.

— Не все счастливы, — сказал черненький мальчик с яркими глазами. — Вот Лиза Кондратьева боится на фабрику. Вон ревет в углу. Саша Турчанов ее утешает.

— Хороша комсомолка, — заметила Симочка. — А сам? Не можешь отличить фабрику от типографии! Тоже хорош…

— А чем он плох? — неожиданно резко спросила Катя. — Где директор детского дома?

— Он наверху, он на втором этаже! — закричали дети.

— Капранов плохо себя чувствует, — сказала Симочка. — Я поднимусь с вами.

— Не надо. Я сама.

Она поднялась наверх по витой деревянной лестнице. Постучала в одну дверь, потом в другую. Никакого ответа. Наконец услышала негромкое:

— Войдите…

В комнате был невероятный беспорядок. Повсюду валялись книги. Книги на полу, на столах, на подоконнике. Книги и пыль. Капканчики для мышей. Какие-то бумаги, свернутые в трубки. По углам стояли гипсовые бюсты великих людей, учебный скелет, два глобуса.

За небольшим бюро сидел заведующий детским домом. Тот самый человек, который был здесь в первую военную зиму: большой, грузный, всклокоченная борода, взгляд умный, но в нем сквозит какое-то постоянное беспокойство. Впрочем, так нередко бывает с людьми, пережившими блокаду.

— Прошу садиться, чему обязан? — спросил он, и такой старомодный оборот совсем не показался Кате смешным.

— Вы, конечно, меня не помните, — сказала она, — в сорок втором, в конце января… Один мальчик.. В общем, я принесла его вам, вы его взяли, я тогда не знала его фамилии. Меня зовут Екатерина Григорьевна Вязникова.

— Сережа Вязников? Он у нас. Хотите его видеть? Можно позвать.

Через несколько минут в комнату вбежал кудрявый паренек лет пяти, одетый в комбинезон.

— Познакомься, Сережа, с тетей Катей. Помнишь, я рассказывал, когда тебе было всего два года, тетя Катя принесла тебя к нам…

Сережа подошел к Кате. На нее глянули большие синие глаза. Трудно было сдержать себя, трудно было остаться спокойной.

— Сережа, — сказала Катя.

Он прижался к ней.

— Какая вы красивая, — сказал Сережа с уважением. — А моя мама была на вас похожа? — спросил он и, не дождавшись ответа, закричал: — Такая же, как вы, такая же, как вы!

Капранов положил на плечо мальчика свою большую руку с синими склеротическими жилками:

— Ну а теперь, Сережа, иди.

Мальчик нахмурился, потом еще раз с силой прижался к Кате и убежал.

Несколько минут они сидели молча.

— Вам надо пойти к детям, — сказал наконец Капранов.

Катя покачала головой.

— Ну, как же так, — настаивал Капранов, — помилуйте, обязательно надо пойти и сказать несколько слов. Ведь это… Ведь это детство кончается сегодня.

— Не могу, — сказала Катя, — не знаю, что сказать.

— Зачем же вы тогда приехали? Не понимаю…

— Нет, — возразила Катя, — держать речь — увольте. Не могу.

Капранов медленно встал. Он одернул пиджак, поправил галстук, попробовал причесать бороду. Кате казалось, что он все делает так, словно у него руки вывихнуты. Потом он налил немного воды в блюдечко, помочил платок и стал вычищать пятно на лацкане.

— Хороший вырос мальчик, — сказала Катя.

— Да?

Капранов так озабоченно растирал пятно, словно это было главной задачей его жизни.

«Какой он все-таки… — думала Катя. — Ведь он прекрасно все понимает, понимает и молчит».

— Сейчас многие хотят взять ребенка на воспитание, — сказал Капранов, и тон его показался Кате скорее благожелательным, чем суровым. — Так всегда бывает после войны.