Времена и люди. Разговор с другом - [48]
Начала собираться толпа. Какой-то прилично одетый мужчина в очках охотно объяснял события:
— Что ж тут можно поделать, если милиция не реагирует!
В это время подошел автобус, и Саша быстро втащил в него Лизу. Симочка осталась окруженная соболезнующими.
— Попала бы на меня, я бы ей живо дорогу показала!
— Эх, девушка, девушка, разве с такими так поступают?
Симочка никому не отвечала. Она стояла молча, крепко сжимая в руках лыжи. Были вещи поважнее, чем уличный скандал. Катя, ее любимец Саша Турчанов, отец Турчанова — «перемещенный», неизвестный майор и наконец эта любовная сцена — узелок, трудный для неопытного человека. Но Симочка считала себя человеком опытным.
5
В начале декабря Ветлугин вернулся в дивизию. Прошло восемь месяцев с того дня, как он был ранен, — так надолго он еще никогда с армией не расставался.
Его ранило в тридцати километрах от Берлина. А ведь каждый солдат начиная с двадцать второго июня был уверен, что побывает в гитлеровской имперской канцелярии.
В мае сорок пятого Ветлугину стало совсем плохо, даже самые смелые врачи не верили в его выздоровление. Но он был человек закаленный.
Он не отличался особым здоровьем и никогда себя не выхаживал. (Он даже не всегда успевал делать утреннюю зарядку и постоянно ругал себя за то, что не занимается спортом.) Сама жизнь закалила Ветлугина, бесконечно двигая его с места на место. Ему приходилось служить и в Красноводске, и в Заполярье, и на Камчатке, и в Черновцах, его продубило солнцем, прожгло морозом, обдуло всеми ветрами — степными, горными и морскими…
Не прятал он от жизни и свою семью. Говорили, правда, что сама Софья Николаевна Ветлугина завела такой порядок, чтобы всюду быть вместе. Очень может быть, потому что Ветлугина была женщиной весьма деятельной.
Расстались они только в войну. А до войны Софья Николаевна, как ни одна жена, умела быстро собраться в путь и, главное, умела собрать детей, договориться со школой здесь, со школой там и при этом всегда выглядеть довольной.
Когда Ветлугин был ранен, Софья Николаевна приехала с Кубани в Германию и нашла мужа где-то под Кенигсбергом. Два месяца она провела возле его койки. В палату для тяжелобольных никого из родных не пускали, но она нанялась работать санитаркой, и госпитальное начальство махнуло на это рукой: так или иначе — все равно она бы отсюда не ушла.
Спустя два месяца Софья Николаевна увезла Ветлугина на Кубань и там выхаживала его. Наконец они всей семьей двинулись в Ленинград.
Сразу же по приезде Ветлугин позвонил в штаб дивизии, но Бельского на месте не оказалось, и тогда Ветлугин попросил к телефону Кирпичникова и сказал, что приедет завтра.
Все эти полгода Ветлугин вел переписку с дивизией. Поначалу ему присылали письма-приветы, иногда просто короткие записочки с пожеланиями поскорее выздороветь. Эти письма Софья Николаевна читала мужу вслух. Особенно много людей вспоминало о Ветлугине в день взятия Берлина. Потом наступила новая эпоха. Однополчане Ветлугина начали устраиваться на мирную жизнь. Замелькали фамилии демобилизованных.
Но трудно, очень трудно узнавать жизнь по письмам. Иной вот ни разу не написал, а Ветлугин твердо знал, что их дружба от этого не порвалась. А другой… Прочтешь письмо, написанное крупным, ясным почерком, и вдруг как-то смутно становится: а о чем это письмо?
Несколько писем Ветлугин получил и от Бельского. По своей лаконичности они напоминали телеграммы:
«Кроме тебя, никого не хочу начальником политотдела. Кирпичников не годится. Бельский».
Бельский не кривил душой. Он по-своему был привязан к Ветлугину, хотя друзьями они так и не стали. Просто Бельский знал, что Ветлугин обладает той самой душевной стойкостью, которой ему постоянно не хватало. Бельского, например, всегда удивляло достоинство, с которым Ветлугин выслушивал замечания начальства. Случалось и Шаврову повысить голос, и тогда Бельский терялся и лепетал нечто бессвязное. Ветлугин, напротив, спокойно выслушивал все до конца и мог отделить справедливое замечание от замечания случайного, вызванного раздражением.
Успехи и награды преображали Бельского. В эти дни он мог сотворить любую глупость, как в Новинске, когда он въехал в город на коне. Такая душевная рыхлость и переменчивость характерна для людей, много бездельничавших и только рассуждавших о том, как и куда направить свою жизнь.
Ветлугину об этом не приходилось раздумывать. В отличие от Бельского, он свою жизнь прожил как рабочий человек, а это понятие и хорошее и широкое. Здесь не только токарь и кузнец, но и ученый, и писатель, и командир роты, безвестный капитан, который до того за день со своими солдатами наломается, что только зубами скрипит, а домой придет, пообедает, полчасика вздремнет и уже человек: и с женой в кино пойдет, и дочкам на ночь косички заплетет, а когда все улягутся, сядет за конспект завтрашнего занятия: «Что такое дорога? Дорога есть полоса земли…»
К этой породе принадлежал и Ветлугин. У него был талант самый главный: талант работать. Именно поэтому он мог жить спокойно, не тревожась ежечасно о своей судьбе.
Когда Бельский писал: «Кроме тебя, никого не хочу начальником политотдела», он писал искренне, инстинктивно чувствуя необходимость в таком человеке, как Ветлугин; в человеке рабочем, имеющем свое собственное мнение, и независимом, то есть прямо это мнение высказывающем. Конечно, Рясинцев верно подметил, что Бельский очень прислушивается к Кирпичникову — это было именно так: чем дальше, тем больше Кирпичников становился угоден и даже необходим. Но от этого он не становился ро́вней. Кроме того, Бельский знал, что Кирпичников сохнет от постоянного желания подняться еще на одну ступеньку, и считал, что приезд Ветлугина пойдет ему на пользу: злее будет.
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.