Времена и люди. Разговор с другом - [45]
— Ну что за пустяки! — ответил Иван Алексеевич. Он и в самом деле не задумался, почему Катя встречает его на вокзале. А сейчас его только беспокоило, что она так легко одета.
На площади клубился морозный пар. Бронзовый Ленин был покрыт инеем, и эта зимняя дымка, и яблоневый цвет инея создавали впечатление необыкновенной легкости памятника.
— На трамвай или на автобус? — спросил Иван Алексеевич.
— Но мы тогда не сможем поговорить. Я ведь потому и не хотела, чтобы вы прямо приезжали в общежитие…
— Хорошо, хорошо… Но разве вам не холодно?
— Нет. Я привыкла.
Они вышли к Неве. В памяти всплыло название автобусной остановки — «Арсенальная набережная». Но из автобуса не видно, как сквозь туман неспешно пробивается ясный день. Тамара не очень любила Ленинград и, когда они возвращались в Верески, облегченно вздыхала: «Как здесь хорошо, воздух какой! Не то что в Ленинграде… А летом можно будет отсюда не уезжать, приедут артисты на гастроли…»
— Я-то готов целый день бродить по Ленинграду, — сказал Иван Алексеевич Кате. — Я мало знаю город, но очень мне здесь нравится…
— Это приятно слышать. Приезжие часто говорят: у вас пустынно. Мне кажется, не пустынно, а просторно. Ведь есть разница, правда? Скажите, Иван Алексеевич, вот вы в ваших солдатах воспитываете чувство прекрасного?
— Что, что? Чувство прекрасного? — удивленно переспросил Иван Алексеевич. — Нет, такая задача не ставилась. Прежде всего мы солдаты. Но вообще-то культурная работа ведется. В выходной день одна рота была в Эрмитаже, другая в Русском музее… Были в Артиллерийском музее и в Морском. Не так уж мало?
— Конечно, немало… Да я не к тому… Я только к тому, что не понимаю, почему мадонну Боттичелли надо знать, а город, в котором живешь, можно не знать. После войны по-новому стала относиться ко всему этому. — Широким жестом она охватила все до горизонта. — Боттичелли все же отсиживался на Урале, а город воевал… — Катя вдруг резко оборвала себя и спросила: — Вы, может быть, думаете, что я вас вызвала, чтобы погулять с вами?
— Екатерина Григорьевна!
— Я вызвала вас потому, что пришло письмо, официальное известие, что жив Сашин отец, жив Александр Николаевич Турчанов. Я… — Катя так побледнела, что Иван Алексеевич испугался:
— Что с вами? — Он взял ее за руку, рука была вялая, неживая.
— Нет, ничего, — сказала Катя, — это бывает. Все прошло.
— Так ведь это сердце, наверное!.. Слушайте, Екатерина Григорьевна, я вас прошу, поедемте домой.
— Нет. Надо поговорить, все обдумать и решить.
— Зайдемте тогда в кафе, здесь есть недалеко, хорошее, мы были…
— Пожалуй… Я бы черного кофе с удовольствием выпила.
В этот час в кафе было пусто. Иван Алексеевич и Катя заняли столик в самой глубине зала. Выпили по чашке кофе, и Иван Алексеевич сказал:
— Турчанов! Значит, жив… Невероятно, просто чудо какое-то! Впрочем, что ж тут удивляться, и такое на войне бывало. Думаешь, что убит, а он еще дышит. Не знаю, рассказывал я вам или нет, но из всего турчановского отделения только один приполз — он и рассказал. Ну да ведь ясно, в горячке… Значит, немцы все-таки его подобрали! Как вы узнали?
— На детский дом пришло письмо. К товарищу Капранову.
— А Саша уже знает?
— Нет.
— Понимаю. Вы хотели, чтобы я…
— Да, мы так сговорились с товарищем Капрановым.
— Понимаю. Спасибо. — Он заметил ее вопросительный взгляд и повторил: — Спасибо за доверие.
Катя внимательно взглянула на Ивана Алексеевича.
— Какой вы… — Она все так же внимательно на него смотрела, не договорив фразу, нахмурилась: — Мы с товарищем Капрановым думали о том, как сказать Саше…
Иван Алексеевич покачал головой:
— Доверились мне, а потом немножко пожалели, что доверились? Да, да, так оно и есть, Екатерина Григорьевна: хотите знать заранее, какой будет разговор с Сашей. Но разве об этом можно заранее сговориться?
— Напрасно вы сердитесь, — сказала Катя. — Ведь и я теперь в ответе за Сашу. Вы сегодня уедете, а я останусь. Понимаете?
— Понимаю, конечно. — Иван Алексеевич задумался. — Нет, план мне сейчас трудно составить. Парень он взрослый, невозможно предугадать, какие будут трудности… Надо рассказать, что значит быть до сих пор там. До сих пор! И вы, конечно, решили правильно. Разве можно скрывать правду? Но надо, чтобы в парне была твердая уверенность, что не навсегда это. И вы сами этому верьте.
— В этом только часть правды, — возразила Катя. — Другая часть правды состоит в том, что сейчас он в плену. И с того момента, как это случилось, вы ничего о нем не знали. Что вы об этом скажете Саше? Ведь вы ничего не знаете об Александре Николаевиче Турчанове, то есть вы знаете только то, что он жив…
— Нет, я о нем знаю не только это, — с живостью возразил Иван Алексеевич. — Я ему верю. И всегда верил. И не только когда он у меня на глазах был. Иначе жить нельзя, и воевать нельзя. Разве я усомнился бы послать Турчанова в тыл врага?
— А сколько у нас было разочарований!..
— Не согласен, Екатерина Григорьевна, не согласен! Если я своему солдату не верю, как сделать, чтобы солдат верил мне? Приказ — это значит не только мне верят, но и я верю. Доверие закаляет организм, подозрительность его разрушает.
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.