Времена и люди - [77]
Ночь, холодная, темная, обступала его со всех сторон.
Старый панделиевский пес первым учуял возвращающихся Голубова и зоотехника. За ним затявкали остальные. Уснувшие было горы снова откликнулись эхом. В нескольких домах селения засветились окна.
Машина остановилась у дома около пяти.
— Как доехали?
Милена, словно не заметив холодности тона, напряженности в нем, чуть побледнев, шагнула навстречу. Хорошо доехали, правда, надеялись, что он сам за ними приедет… Волосы строго собраны в пучок, в уголках рта дрогнула улыбка — едва уловимые ямочки. Он знал, очень хорошо знал, что это не выражение радости, что это вообще не улыбка, а осуждение, и, притворившись, что ничего не заметил, подошел к окну кабины, откуда высунулась темная растрепанная головка с хитро прищуренными глазенками.
— Пап, смотри-ка, как я могу! Дядя меня научил. — И Андрей, оттолкнувшись от высокой ступеньки кабины, как обезьянка, взлетел вверх и повис у него на шее.
Шофер подогнал машину ближе к их входу и взялся помогать, а Андрейка снова залез в кабину, и, пока разгружали, слышалось его «р-р-р-р».
Наконец все перенесли, сложив в кучу посреди комнаты, шофер уехал, а Илия все что-то перекладывал.
— Спасибо, дальше мы сами, — сказал он ему уже дважды, однако хозяин не уходил, и Тодор уже раздраженно спросил: — В чем дело?
— В чулане.
— Не понял.
— Вещичек-то много. Если хочешь, занимай чулан… но за отдельную плату.
— Не требуется.
— Твое дело.
Он смотрел на низкий, испещренный мелкими морщинками лоб, на глубоко посаженные глазки молодого хозяина и думал, к какой категории можно было бы его отнести: сто́ящий — не сто́ящий, честный — подлец; сам берется за любое дело — стоит в сторонке и ждет, что все само собой уладится. Так оценивал он людей. Все прочие, остающиеся вне этой классификации, — плазма общества, столь же бесполезная, сколь и необходимая, питательная среда, из которой выбиваются характеры, присущие отдельным категориям.
Илию он пока не мог причислить ни к одной из категорий, он проявлялся только в вопросе его личной собственности — здесь он «сам берется за любое дело».
— Как хочешь, — повторил Илия. — Мне выгоднее сдать тебе и чулан, все равно я не смогу им пользоваться. — И, насупясь, вышел.
В дверях второй комнаты появилась Милена. Расчесала иссиня-черные волосы, слегка стянув их шелковой косынкой и оставив открытым невысокий лоб «с едва заметной закругленностью, свидетельствующей о легком и приятном характере и врожденной деликатности», как вычитал он в каком-то романе. Ее пестрые глаза с множеством желтых крапинок смотрели насмешливо, усмешка таилась и в уголках губ.
— Он из какой категории, твой хозяин?
Ее красота и эта ее проницательность, в которой проявлялось ее превосходство над ним, над его недоразвитостью, прямолинейностью, вывели его из равновесия, раздосадовали, ему и в голову не пришло, что раздраженность его на сей раз могла вспыхнуть из-за его собственной нечистой совести, вины перед ней.
Ничего не ответив, он отправился искать Андрейку. Милена догнала его, и они вместе пошли к берегу.
— Смотрите, смотрите! Из реки идет дождь! — радостно закричал мальчик, увидев их, и показал на «дождь».
Прямо у их ног падала отвесно вниз скала, а глубоко у ее основания грохотала Струма. В теснине кипел водоворот, и мелкие, легкие брызги мощным фонтаном взлетали вверх. На мокрой стене скалы солнце блестело, как в зеркале.
— Боже! Какое чудо!
Среди молодой весенней зелени глаза Милены стали изумрудно-зелеными.
— Нет сил оторваться. Смотреть бы и смотреть… Какая неуловимая гамма от нежно-голубого до нежно-зеленого… А внизу — черно!
Ее эмоциональные всплески, известные еще со времен начала их знакомства, когда приходилось часами бродить по лесам в округе Хаскова, никогда его особенно не волновали, но пробуждали в душе какие-то дремавшие в нем и ему самому неясные чувства, которые он всегда таил, даже от самого себя. И сейчас он тоже не хотел их обнаружить и поэтому хмуро заявил, что его ждут срочные, неотложные дела и он должен ненадолго отлучиться в правление.
— Мы с Чочко побудем здесь еще немножко, а потом пойдем убираться. Да, Чочо?
— Да, но сначала…
— Что сначала?
— Не скажу.
— Так мы ждем тебя к ужину?
Он кивнул.
Возвращаясь поздним вечером, он уже издали увидел сияющие светом окна — первая перемена в его тихой и обычно темной в эти часы квартире. Задержался… как всегда. А ведь дал себе слово хотя бы в первый вечер прийти пораньше.
Из прихожей вошел в большую комнату, которая впредь будет гостиной. В зеркале на стене неожиданно возник высокий, слегка сутулящийся мужчина со сведенными густыми бровями и высоким нахмуренным лбом. Он не понравился сам себе: сегодня можно было бы выглядеть не так сурово. Знакомый буфет со сверкающими хрустальными рюмками за стеклом поманил к себе, и, как когда-то, когда жили в Хаскове, он открыл дверцу небольшого бара. Да, все на месте: бутылка сливовой и даже неизменная веточка душицы в ней. Не забыла и рюмку, ту единственную с толстым донцем: поднимаешь и на вес ощущаешь тяжесть питья. Выпил одну, налил вторую. Морщины на лбу начали разглаживаться, и он с насмешливым сожалением вспомнил свои долгие холостяцкие вечера, пустые комнаты, голые стены… И вот пожалуйста: ковер, кресла, выглаженные занавески. А вот и библиотека: книги по земледелию и всему, что с ним связано, томики философской литературы… И расставлено так, как он их распределил когда-то.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Который день не спеша прощается с хутором, перебираясь на жительство в райцентр, Валя Дадекина: пьет с подружками, поет любимые песни, ожидает, что в городе поживет по-людски.
Зловредные соседские парни без стыда и страха свели со двора стельную корову. Но на этот раз воровство не сошло им с рук…
Миколавна — больная и одинокая старуха. Таким людям с недавних пор собес нанимает помощниц. Для Миколавны это егозливая соседка бабка Дуня…
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.