Времена и люди - [142]

Он увидел Милену с Андреем уже на улице, сворачивающих к мосту. Сокращая путь, пошел через приусадебный участок. У площади за углом забора послышался смешок и голос Илии: «Не вру, в чем мать родила…» — «Заливаешь…» — «Ей-ей! Такая… гладкая, но не толстая».

Слышали они его шаги или нет? Не могли не слышать. Но молодой хозяин, не понижая голоса, продолжал: «Как белая выдра: упитанная и книзу сужается».

Он остановился у группки сидящих на корточках мужчин, кашлянул. Несколько парней поднялись, смущенно опустив глаза, отступили в сторону.

— Илия, возьми свои слова обратно.

— А чего ради? Говорю, что знаю, — нагло уставился он на Тодора.

Руки свело, в плитках белого ушавского мрамора площади сверкнули молнии, но он овладел собой и, не сказав больше ни слова, прошел мимо. Встретилась еще группка людей, среди них Трайко Стаменов; перешептываясь, свернули к ресторану, сделав вид, что не заметили его. Ему всегда было безразлично, здороваются с ним подчиненные или нет, а тут вдруг на душе стало муторно. Стиснул зубы, а губы невольно скривились, словно взял в рот вяжущую неспелую грушу. Своих он догнал у самого подножия холма.

Серпантин проселочной дороги вывел их на ровную поляну. В северном ее краю поднимался дальше ввысь зеленый холм, а с южной стороны крутой спуск вел в долину. Отсюда хорошо просматривались теплицы, консервная фабрика, персиковый сад, село, Струма, Желтый Мел. Именно эту картину подспудно хотел он увидеть.

— Здесь царствовал дед Драган, пока ты не продал пчел, — дошел до его сознания издалека голос Милены.

Ну и что, мысленно ответил он ей и самому себе. Да, продал пасеку, потому что расходы на нее были больше доходов. Гнойник нужно вырезать, если хочешь сохранить тело здоровым. Но всегда ли хватает сил сделать операцию вовремя? Вот сейчас и все последние дни его окружает запах гнили, а он не чувствует в себе сил отогнать его от себя, очистить от него крохотный кусок земли — Югне, а ведь он здесь высшая власть, здесь на первый взгляд все зависит от него.

— Дед Драган был здесь счастливейшим человеком. Но ты продал пчел и отнял у него радость.

А возможно ли сделать счастливыми всех? Ценой каких безмерных сил добиться этого? Да и существует ли в природе всеобщее счастье? Или оно только вымысел поэтов и неудачников? Люди так различны…

Нестерпимо захотелось курить, а руки дрожали, он никак не мог чиркнуть спичкой. Милена вынула коробок из его руки, поднесла огонек к сигарете. Она и раньше так делала, и ему была приятна ее забота, но сегодня готовность помочь раздражала, он отступил на шаг, оттолкнув ее руку. Да, все идет плохо, хуже, чем он мог себе представить. Какая же у него собачья жизнь! А ведь ради их же блага приходится их переламывать.

— Эта толпа, народ наш, любезный сердцу, быстро забыл все доброе, что для него сделано.

— Ты считал, что они и бай Тишо забыли, а похороны… Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Люди не всегда справедливы, хотя в целом они ошибаются редко. История учит…

— Оставь историю в покое! — раздраженно воскликнул он. — Мне она ни к чему! Я хочу жить не в твоей истории, а сегодня!

Сам придумал эту прогулку, хотелось развеять гнетущие мысли, а получилось все наоборот — еще больше растравил душу.

— Хватит! Пошли! — услышал он свой собственный голос — глухой, осевший.

Милена испытующе глянула на него, и он заметил в уголках ее губ сдерживаемую улыбку.

— Что смотришь? Дел невпроворот. И никто их за меня не сделает. Да, да! Невпроворот.

И он решительно зашагал по крутому склону — к селу.

Перевод Людмилы Хитровой.