Времена года - [113]

С Новым годом, товарищи!

1953

А. Нинов. «Времена года». Из летописей города Энска. Роман

Впервые: Ленинградский альманах. Лениздат; 1953, кн. 5; одновременно: Новый мир. 1953, № 11, 12; отрывки: «Совершеннолетие» // Известия. 1951, 11 февр.; «Юлька» // Ленингр. правда. 1952, 3 авг.; «Весна» // ЛГ. 1952, 4 окт.; «Знакомство» // Смена. 1953, 1 мая; «Любовь» // Веч. Ленинград. 1953, 3 окт.; «Юлькин май» // Веч. Москва. 1953, 31 окт.; отдельное издание: Времена года. Из летописей города Энска. М.: Гослитиздат, 1954 (с биогр. справкой).

Началом работы над романом Панова считала свою статью «Тост» (ЛГ.[2] 1949, 31 дек.). Когда статья была напечатана, сообщает писательница, «она мне показалась вовсе не статьей, а законченным вступлением в какой-то большой роман. В маленьком доме на окраине большого периферийного города я увидела праздничный стол и елку в зажженных свечках, за столом сидела героиня романа, уже немолодая женщина, ее звали — ну, конечно, ее звали, как одну мою знакомую, Дорофея Николаевна. <…> Вот отсюда пошла разматываться нитка романа „Времена года“, из летописей города Энска» («О моей жизни…»[3], гл. «Очень трудная работа»).

Есть, однако, свидетельства, что еще раньше, до публикации повести «Ясный берег», Панова обдумывала тему нового «городского» романа, героиня которого, депутат горсовета, переживает семейную драму, развернутую затем в истории Дорофеи Куприяновой. «Будем надеяться, — писала Панова А. К. Тарасенкову 3 августа 1949 г., — что с горсоветовской темой получится лучше. (…) Все уже придумала для новой книги, теперь ищу ракурс, который мне даст возможность интересно и ярко это сделать. Затем поеду смотреть город — объект — и знакомиться с работой и с людьми. Затевается „громадный“ для меня роман — листов на 20. Посмотрим, что выйдет» (ЦГАЛИ.[4] Ф. 2587, оп. 1, ед. хр. 597).

Поиски необходимого ракурса оказались гораздо более трудными, чем думалось автору в начале работы. Первые наметки концепции «Времен года», как они были изложены Пановой на рубеже 1950-х гг., лишь отдаленно напоминают то, что было написано через три года. Первоначальный замысел был еще в достаточной степени прикладным, иллюстрационным. «Подумалось так: сколько тем еще не затронуто литературой — вот, например, почти ничего не было написано о работниках советского аппарата, о депутатах Советов, об их громадной созидательной работе, плоды которой мы видим на каждом шагу. Мне захотелось написать об этих людях, рассказать об их деятельности. Таков был первоначальный замысел, почти газетно-публицистический, годный более для брошюры, чем для романа» (ЗЛ.[5] С. 46).

Накануне 1951 г. Панова впервые поделилась в печати планами своего очередного крупного произведения: «Весь прошедший год я писала новый роман. Буду писать еще год-полтора. Роман охватывает три года жизни одного небольшого советского города. <…>

Жизнь города, жизнь этих людей, расцвет города, расцвет людей душевный, умственный, волевой, вот о чем я хочу рассказать в своем новом романе.

Я радостно прожила минувший год. Находилась безотлучно в кругу людей, которые войдут в книгу, вникала в их интересы, изучала, чем они занимаются. Теперь думаю за них, говорю за них на белых листах бумаги. Мне довелось увидеть очень хороший, светлый мир. Я жила с удовольствием весь прошедший год и радуюсь, что с этими хорошими людьми буду еще долго жить» (ЛГ. 1950, 31 дек.).

Первые главы романа Панова писала, сохраняя приподнятую тональность, воображению писательницы открывался «очень хороший, светлый мир», и его освещение мало чем отличалось от жанровых картин «Ясного берега». Разве что были взяты другая среда и другие герои.

Весной 1951 г. А. К. Тарасенков, перешедший работать в журнал «Новый мир», уже запрашивал Панову о ее новом романе: «Давно что-то мы с Вами не видались. Как Ваш роман? Я помню, что он был уже давно и твердо обещан мне для „Нового мира“, и с нетерпением жду того дня, когда можно будет начать читать, а затем подписывать — „В набор!!!“ Напишите хоть коротенько» (Письмо от 11 апр. 1951 г. // ЦГАЛИ. Ф. 2223, оп. 3, ед. хр. 378). К этому письму, посланному из редакции «Нового мира», была присоединена выразительная приписка главного редактора журнала А. Т. Твардовского: «Дорогая Вера Федоровна, я подоспел к письму А. К. и также прошу: вонмите, не забудьте о „Новом мире“, когда рукопись Ваша придет с машинки. Большой привет и низкий поклон» (там же).

Обещанный для «Нового мира» роман далеко еще не был автором завершен. Чем глубже входила писательница в содержание жизни своих героев, тем дальше отходила она от праздничной новогодней тональности первых сцен и тем острее ощущала потребность радикально переработать все написанное чуть не с самого начала. О первых серьезных затруднениях с новым романом Панова откровенно написала в одной из своих статей 1952 г., когда конца работы еще не было видно.

«Вот сейчас пишу роман („Времена года“), и все повторяется снова. Я давно задумала и облюбовала этот роман, и мне казалось, что здание уже построено целиком, остается занести его на бумагу. Но людям, которых я поселила в этом здании, оно не понравилось. Они немедленно взялись перестраивать его: пристроили четвертую часть, безжалостно сбили затейливые лепные украшения, над которыми я столько трудилась, и перетасовывали все главы, как колоду карт. Герои, предназначенные автором для второго и третьего плана, потребовали, чтобы их переселили в самые лучшие квартиры и уделили им преимущественное внимание; и, напротив, те, кто в замысле моем ходил в первых героях, добровольно удалились на более скромные места. И мой ритм разрушен, и вместо заботливо выписанных мною диалогов вольно звучат их речи. Ничего не поделаешь, приходится смиренно переписывать страницу за страницей, если не чувствуешь в себе силы прикрикнуть хорошенько на героев и подчинить их своей авторской власти» (ЗЛ. С. 45–46).