Вредно для несовершеннолетних - [5]

Социальным коррелятом экономической приватизации являются «семейные ценности» - идея, как ее сформулировала культуролог Лорен Берлант, что гражданство - дело интимной жизни, «только для членов семей». Не говоря уже о том, что она лишает гражданских прав тех, кто не является «образцовыми» членами семей (не состоящих в браке, геев и лесбиянок, подростков-беглецов, одиноких стариков), эта новая декларация Соединенных Семей Америки в сочетании с требованием экономической самодостаточности имеет парадоксальный эффект: она делает спасение хваленой, но «утопающей» Семьи делом рук самих «утопающих».

У ошеломленных родителей остаются лишь два источника совета и помощи: СМИ и рынок. Журналы для родителей называют очередную «опасность месяца», снабжая жаждущих ясности матерей и отцов списком готовых названий для их самых смутных страхов: радиация от телевизора, хлор, медицинские пипетки, «железные» таблетки, автоматы для открывания гаражных ворот, надувные шарики, батуты, фуфайки на шнурках. Новостные еженедельники присоединяются к тревожному хору, провозглашая опасности менее конкретного, более «морального» свойства. «Как нам уберечь детей наших?» - вопрошала в середине 90-х обложка журнала «Лайф», окружив хрупкое личико голубоглазой девочки-блондинки венком из набранных жирным шрифтом ужасов: «СЕКСУАЛЬНОЕ НАСИЛИЕ, ПОХИЩЕНИЕ, ТЕЛЕВИДЕНИЕ, НЕСЧАСТНЫЕ СЛУЧАИ, РОДИТЕЛЬСКОЕ НЕБРЕЖЕНИЕ, НАСИЛИЕ, НАРКОТИКИ, СКВЕРНОСЛОВИЕ, ОТЧУЖДЕНИЕ». Под обложкой соответствующая статья, как и статьи о хлоре и фуфайках, предлагала мало ответов на заданный вопрос, за исключением тех, которые можно купить у частных фирм.

«Выращивание детей» становится все более суровым испытанием на соответствие жестким стандартам успеха и неотвратимости наказания за неуспешность, личную неуспешность. В конце 90-х годов девятнадцатилетняя мать-одиночка, получая то отказы, то волокиту в ответ на попытки добиться помощи ребенку от программы Медикейд (гос. программа бесплатной медицинской помощи малоимущим - прим. перев.), прилежно продолжала грудное вскармливание, не зная о том, что ее молоко было недостаточно питательным. Ребенок умер от истощения, а мать была осуждена уголовным судом за то, что заморила его голодом. Тем временем в пригородах родители - представители среднего класса - из кожи вон лезут, чтобы соответствовать требованиям воспитания более закаленных, более здоровых, более компьютерно грамотных, «эмоционально умных» и, после известных массовых расстрелов в колорадской школе «Коламбайн», менее смертоносных детей. «Пока Челси готовится к отъезду, чтобы поступить в колледж, мы с Биллом постоянно прокручиваем в памяти последние 17 лет, - писала Первая Мама страны в журнале «Ньюсуик» в ожидании того, что ее гнездышко опустеет. - Мы всё спрашиваем себя, полностью ли мы использовали каждую минуту, чтобы подготовить ее к вызовам взрослой жизни». Каждую минуту, заметьте.

Паника

Вместе с ощущением социальной и экономической шаткости в последние два десятилетия разгорелась и паника по поводу детской сексуальности. Разменной монетой американских страхов часто становится все сексуальное; секс рассматривается одновременно и как непременное условие личной самореализации и успеха, и как потенциальная причина самых ужасающих личных и социальных катастроф. А народные страхи по поводу секса всегда вьются вокруг самых уязвимых: женщин и детей.

Политическое выражение этих страхов в конце двадцатого века пришло из двух чуть ли не диаметрально противоположных источников. С одной стороны были феминистки, чье политическое движение вскрыло истинные масштабы изнасилований и домашнего сексуального насилия против женщин и детей и добилось принятия законов, карающих насильников и положивших конец логике «жертва сама виновата». С другой стороны религиозные правые ввели в политику понятие о том, что женщины и дети нуждаются в особой защите, поскольку они «по природе» чужды всякому сексу.

Как мы увидим далее, между двумя этими течениями возник нелегкий для них обоих, тем не менее имеющий прецеденты в истории, альянс. Сексуально консервативные феминистки объявили откровенную эротику насилием над женщинами; правые, собравшись с ними на некоем подобии встречи в верхах, проходившей на заседаниях Комиссии Миса по порнографии в 1986 году, ухватились за их теорию, дабы оправдать тотальные репрессии против взрослой порнографии, а затем и против якобы засилья «детской порнографии». Охота на ведьм, развернувшаяся по поводу «сатанистского сексуального использования детей» (которое как нельзя кстати подоспело к панике по поводу детской порнографии, а позже переросло в общую панику по поводу «злоупотребления детьми»), подействовала на страхи феминисток и правых, как философский камень. Феминистские волнения по поводу беззащитности детей перед похотью взрослых постепенно разрослись в целую индустрию психотерапии, главным занятием которой является выискивание «забытого» сексуального злоупотребления в детстве пациенток. Религиозные консерваторы, в основном женщины из среднего класса, чувствующие угрозу своим «традиционным» семьям, исходящую от социально-сексуальных тектонических сдвигов, начавшихся в то время, перевели эти волнения на язык своих собственных мрачных предчувствий. Они видели, как «святотатство» - в виде абортов, разводов, гомосексуализма, внебрачного подросткового секса и секспросвета - повсюду изгоняет «святость». Для них не было ничего удивительного в том, что взрослые, с главным групповым насильником Сатаной во главе, объединяются в подпольные «сети», чтобы насиловать невинных детей.