Вредная привычка жить - [23]

    Вот взять бы половник и треснуть ей по голове!

    Мне совсем не нужно было, чтобы это дело разрасталось как снежный ком, наоборот: полное забвение – вот что было необходимо мне, Сольке и Альжбетке.

    – А если Виктория Сергеевна ошибается, – предположила я, – так потом ее еще обвинят в даче ложных показаний, и будем мы ей жарить котлетки под названием «Матросская тишина». Хотя, если есть желание, почему бы не позвонить нашей родной милиции?

    – Нет, нет… Я уже вовсе не уверена, что видела именно этого человека, темно было… вечер… Я на работе задержалась, на первом этаже и свет-то уже не горел.

    – Ну и правильно, – поддержал меня Гребчук, – пусть сами разбираются.

    Оказавшись в приемной, я первым делом позвонила Сольке.

    – Пойди и спроси у Альжбетки, есть ли у нее ключи от квартиры нашего общего друга, – велела я.

    – Ты что? – не поняла Солька.

    – Фрося, делай, что говорят! – зашипела я.

    Вообще-то одного моего тона всегда хватает, чтобы Солька мне не перечила, но когда я упоминаю ее настоящее имя, она становится очень покладистой и работоспособной. Мне до сих пор непонятно, как Солька решилась с таким именем стать училкой… Представить себе не могу, как она говорит: «Здравствуйте, дети, меня зовут Ефросинья Андреевна Потапчукова…» Хотя, может, она и отправилась на сие поприще, чтобы как-то привыкнуть к этому, ведь маленькие оболтусы так называют ее по сто раз в день.

    Солька шмякнула трубку на стол и зашуршала к двери. Через пару секунд она вновь затараторила:

    – Так зачем мне к ней бежать, у тебя под ванной его барсетка с курткой, там и надо искать!

    – Молодец, – похвалила я, – что-то я об этом барахле забыла.

    – А зачем тебе его ключи?

    – Сегодня вечером поедем в его берлогу.

    – Ты что, сдурела?!

    Ну никакого воспитания у нынешних учителей ботаники.

    – Сказала – поедем, значит, поедем, пусть Альжбетка отгул берет.

    Я положила трубку и села за стол.

    Значит, все же персона Федора Семеновича как-то связана с моей работой. Что ему здесь было надо?.. Я посмотрела на дверь Селезнева, полистала журнал, опять посмотрела на дверь Селезнева… Да что же это за тайна такая!

    На лестнице раздавались знакомые звуки лесопилки: Славка приехал. Я улыбнулась, навалившееся умиление победило крысу, живущую во мне, и, подойдя к обмусоленной двери, я нажала на кнопку звонка.

    Славка был, как всегда, в трусах.

    – Привет, хочешь? – он протянул мне бутылку минералки, опустошенную наполовину.

    – Не-а, – замотала я головой, – значит, приехал, голубчик?

    – Ага, можешь поздравить.

    – С чем?

    – Заезжал на работу, повысили меня, я теперь тумбочки пилю для мебельного.

    – Поздравляю, просто головокружительная карьера, завидую.

    – Заходи, отметить же такое надо!

    – Сейчас не могу, удручена, знаешь ли, некоторыми событиями последних дней, но мы что-нибудь придумаем и, уверена, разобьем еще не одну бутылку шампанского о борт твоей первой тумбочки.

    Попрощавшись со Славкой, я позвонила в дверь Сольки и пнула ногой дверь Альжбетки. Солька что-то не выходила, Альжбетка же молниеносно отреагировала на призыв, и уже через секунду коридор задыхался от ее роковых духов.

    – Зачем мы туда пойдем? – зашептала она. – Солька мне все рассказала.

    – А где, кстати, эта любительница вершков и корешков? – своевременно поинтересовалась я.

    Да, я частенько высмеиваю Солькину специальность, и, возможно, если бы меня слышал какой-нибудь психоаналитик, то уверена, он посчитал бы, что я не могу простить Сольке ее давнего предательства. Она отказалась изучать со мной экологию и охрану Мирового океана, а вместо этого гордо отправилась в педагогический, где и посвятила себя ботанике. Мне это безразлично, меня это ничуть не задевает, я даже не помню об этом… Никогда ее не прощу!

    – Ты ей не звони, она приболела.

    Я всегда знала, что Солька – трусиха и вруша, но не до такой же степени!

    Я звонила и звонила в ее дверь, пока по давно протертому линолеуму не зашлепали стоптанные Солькины тапки.

    Горло Солька предусмотрительно обмотала шарфом, глаза сузила так, что китайцы заплакали бы от зависти, а уж когда я услышала ее голос, неестественно писклявый и хриплый одновременно, я окончательно решила покарать ее за подобную измену.

    – Заболела вот, – просипела она, – не дай бог, ангина.

    Я втолкнула Сольку в комнату, Альжбетка процокала каблучками за мной.

    – Значит, приболела?.. – напирая, зашипела я, разматывая Солькин шарф.

    – Ты чего, чего? – испугалась ботаничка.

    – Как до дела дошло, так ты в кусты, а совесть у тебя есть?

    Солька вскочила на диван и, возвышаясь надо мной, закричала уже своим вполне человеческим голосом:

    – Ты ненормальная какая-то, не пойду я к нему на квартиру, зачем нам это надо!

    – Затем, – сказала я, – что сидеть в тюрьме я не собираюсь, мы должны быть на шаг впереди всех!

    Альжбетка занервничала и тихо спросила:

    – А что, разве все это еще не закончилось?

    – Не закончилось, сегодня тетка одна на работе вспомнила твоего Робин Гуда и в милицию лыжи навострила.