Вредина, маг и обряд, пошедший не так! - [33]

Он задумчиво замолчал.

Я улыбнулась:

— Наверное, так и свершаются все великие дела? Ты просто не знаешь, что какая-то вещь считается невозможной, упрямо берешься за дело, не сдаешься (не видишь повода), и в конце концов вселенная — дама лёгкая на подъем — пожимает плечами: а почему бы и нет?

— А почему бы и нет, — с улыбкой откликнулся Артур. Потом, помолчав: — А расскажи мне о своей жизни, Вилка?

— Хочешь понять, отчего я такая дерзкая?

— Может быть.

— Расскажу. Если ты расскажешь в ответ.

— По рукам.

Глава 26. Не только маги бывают одиноки

…Два часа спустя Артур приподнял бровь и самодовольно сказал:

— Не забудь закрыть рот, когда на нойдича сядем. А то мало ли что там тебе влетит на ходу.

Я опомнилась и захлопнула челюсть.

— С ума сойти, Эдинброг! Да ты, оказывается, нормальный человек! А не замкнутая ледышка, каким кажешься…

— Интересные у тебя критерии, — хмыкнул он. — Но вообще, по мне так нормальность — не комплимент. Кто в своем уме захочет быть посредственностью?

— Ты не поверишь… — с усмешкой покачала головой я.

На Земле, как помнится, хотел каждый второй. Ибо шаг вправо, шаг влево от принятой нормы — расстрел. И как бы ни бились в своих местечковых войнах те или иные отклонения от шаблона, как бы ни сочувствовало им всё больше людей, а всё же… До сих пор куда лучше быть обыкновенным, выбирать проторенную тропу. Мало кто из нас по-настоящему готов столкнуться с древним, под кожу лезущим, душу вытряхивающим неодобрением — ты не такой, как мы, вали отсюда, да пошустрее, ты странный, а странности хороши за стеклом.

В ответ на мой монолог Артур сорвал какую-то травинку и, пробежав по ней зубами — отметины резцов остались по всей длине — бросил с обрыва, на котором мы сидели.

— Тоже верно, — сказал он.

А травинка легко и кружась падала вниз, подхваченная ледяным ночным ветром. Звездное небо колыхалось перед нами, мигая созвездиями, обрушая кометы.

Как и договаривались, два часа назад мы с Ван Хофф Расслабленным обменялись краткими биографическими справками. Потом увлеклись и полезли в детали.

Так, я рассказала ему, как несколько лет шаталась по разным околокультурным проектам — то помогала восстанавливать старые усадьбы, то в археологические и этнографические экспедиции ездила, то даже — волнующий опыт — преподавала во вьетнамской школе, но сбежала оттуда из-за страшного языкового одиночества… И огромных жуков, поселившихся в моей ванной.

После чего я осела в столице и стала фрилансером сразу в пяти разных сферах: выбирала проекты под настроение, чтоб никогда не скучать и не растерять собственные навыки. Это очень понравилось Артуру. Он долго вытягивал из меня подробности такой "свободной" жизни, удивляясь ее разнообразию и комфорту. Еще сильнее его удивляло, что при такой свободе выбора я не выгляжу самым счастливым человеком на свете.

— Да нет, в целом мне нравится, конечно! Но… Глобально чего-то страшно не хватает.

— Чего? — заинтересовался Артур.

Я развела руками. Я и сама не знала.

— Может, любви? — кривенько улыбнулась. — Ты говорил про одиночество магов, помнишь? Так вот, не только маги бывают одиноки.

Он серьезно кивнул. И спросил-напомнил:

— Ты не рассказала мне про свою семью?

Да уж, в его аристократичном мире это важно.

— Да здесь нечего рассказывать… Ее у меня нет. Я сирота. Родители погибли под завалом, когда я была ребёнком. Росла у опекунов, от которых… Хм. Рада, что сбежала. Братьев и сестёр нет. Мужа тоже нет, как ты уже понял.

Артур смутился и нахмурился.

— Мне жаль.

— Мне тоже… Ну, зато ни у кого не будет инфаркта, если я вдруг от вас не вернусь, — горько усмехнулась я.

— Почему ты думаешь, что не вернёшься? — опешил он.

— Да не, я не то чтобы думаю. Я просто иногда так глупо себя утешаю в любых непонятных ситуациях: раз я никому не нужна, то можно и не бояться по жизни… Не стесняться провалов и ошибок. Мне некого разочаровать, некого подставить. Я сама по себе. Это иногда грустно, но в другие моменты весьма…

— …Освобождающе, — вдруг закончил за меня Эдинброг. И, после паузы: — Но скорее грустно.

И хотя это могло прозвучать как бестактная жалость, я поняла, что он говорит от сердца. Ему и впрямь жаль. Хотя у него, кажется, немного обратная ситуация.

"И ещё это уязвимо, — подумала я, — Потому что я рефлекторно тянусь к каждому, каждому, кто поманит… Не самая безопасная вещь — такая дыра в душе".

Мы помолчали какое-то время.

— А ты чем занимался до Форвана? — пришла очередь моего допроса. — Ты выглядишь старше других пятикурсников. Работал где-то после школы?

— Нет. Просто учился в предыдущем университете. Он называется Галлак, находится в джунглях далеко на юге и специализируется на флоре и фауне. Я планировал стать ветеринаром, но… Потом, когда во мне почуяли великого мага, меня принудительно забрали в столицу. Примерно год изучали мои способности, думали, что со мной делать. А затем я поступил сюда, снова на первый курс — уже по другой программе.

— Так ты хотел зверюшек лечить? — умилилась я.

— В твоих устах это прозвучало как-то недостойно мужчины, — хмыкнул он. — Но в целом — да. Я люблю животных.

— И я люблю… Мда, в таком случае я представляю твое разочарование, когда в результате ритуала ты получил не тигра, а меня!