Вред любви очевиден - [35]

– Как сказать, – выдыхает Федя, приняв коньяка. – Мы тоже гордые ребята. Двадцать лет без нас обходились как-то. Что вдруг загорелось? Не, как говорят хохлы, – це дило треба разжувати…

Лера в номере у Космонавтова. Тот в ванной, напевает. Наконец дверь распахивается, и он появляется – в белой рубашке, с галстуком, в дорогом костюме, чисто выбритый, волосы зачёсаны назад. Прямо скажем, совсем другой человек.

– О, вот вы какой, – удивляется Лера.

– Да! Я гибкий человек! – вертится перед ней Космонавтов. – Принцип в том, что нет никакого принципа, понимаете? Могу поехать в метро, а могу на такси, а могу пешком, а могу на своей машине. Нет запрета! Пить под мостом с бомжами – отлично, а можно в дорогом ресторане, а можно в забегаловке. Как захочу.

– Жаль, мне не во что переодеться, – говорит Лера. – Вы такой роскошный…

– А вам зачем переодеваться? Вы, наоборот, раздевайтесь.

– Как это?

– Да так. Услуга за услугу. Враг побит, а где награда?

И по его лицу Лера поняла, что он не шутит.

– Вы не предупреждали… Это нечестно, – говорит она.

– А парня беззащитного избивать честно? А жизнь ему портить честно?

– Вы говорили не так! – кричит Лера. – Вы говорили: я звезда, а он мерзавец!

– Демагогия, – усмехается Космонавтов. – Трёхкопеечная ловушка. Давай раздевайся и садись на кресло. Я в кресле хочу. Ты мне даже не очень и нравишься, я чистеньких люблю, наивных, а ты шкура. Но порядок есть порядок. И попрошу без криков.

– Мне надо в душ, – говорит Лера. – Я грязная, целый день хожу по жаре.

– Иди, – разрешает Космонавтов. – Дверь открой настежь.

Лера идёт в ванную и ухитряется осторожно, выключив звук, набрать сообщение Феде.

«Попала, спасай. Срочно. Астория, 413. Лера». Принимает душ.

– Женщина, сами себя задерживаем, – гримасничает Космонавтов.

Попрошайка в номере у Клары. Развалилась в кресле, пьёт виски, дымит сигаретой.

– Гуля, – говорит Клара. – Если ты что-нибудь знаешь, скажи. Не знаешь – давай расстанемся по-хорошему.

– Да скажу, не трепыхайся. А ты лучше скажи, почему ты меня сразу не узнала? Я что, так изменилась? По-моему, я ничем не хуже тебя. Тряпок таких нет, и всё.

– Сейчас ты выглядишь неплохо. А возле церкви, когда я тебя встретила, был фильм ужасов.

Попрошайка смеётся.

– Это стиль такой, мы там все немножко… артисты. Ну что, Клара, а ты всё такая же ненасытная? Я помню, мне двух клиентов на вечер хватало, а тебе и пятерых было мало. Я всё не могла понять, так тебе что больше нужно – деньги или секс? Потом поняла, что именно вместе, и то и другое, этот чудесный, так сказать, аккорд!

– Если тебе денег надо…

– Муж, значит, умер у тебя, хороший муж – фабрикант. Ты его часом не приморила? Я помню, ты любила баловаться… всякой химией.

– Очень мне нужно, – хмыкнула Клара. – Ему за восемьдесят было. Французы любят пожить.

– Как будто русские не любят.

– Да нет, что ты. Никакого сравнения. Там женщины в семьдесят лет, по-нашему, бабушки-старушки, и одеты, и причёсаны, и такое, знаешь, самоуважение на физиономии!

Таких страшных стариков, как в России, я нигде не видела.

– Коммунизм строили – надорвались.

– Мы с тобой особенно много коммунизма построили…

– Кстати, здесь, в «Астории», если тебе память не отшибло…

– Не отшибло. – В солидной лощёной даме вдруг проглянула бывшая разбитная девчонка.

Клара и Гуля смеются.

– Гуля, не мучай меня – скажи, что знаешь.

– Ну, в общем, – говорит Гуля. – Найти твоего ребятёнка можно. Если, конечно, ты финансируешь этот проект.

Эльвира и Юра идут по улице.

– Ты правду сказала? Про каршаров? Ты каршарка? Никогда не слышал! Посмотрю в библиотеке, в словаре. У вас какая языковая группа?

– Нормальная группа. Не хуже вашей.

– А скажи что-нибудь по-вашему, по-каршарски.

– Кора да ментос шамита лимандер мира номара чен.

– И что это?

– Пусть другие врут, я всегда говорю правду.

– Ничего, звучит приятно.

Настроение у Эльвиры явно испортилось от встречи с Юриной мамашей.

– Чего она ко мне пристала?

– Не бери в голову, – просит Юра. – Она не соображает ничего. Пьяная, да ещё спросонья.

– Всё она соображает, что надо. Пусть это ваш русский город. Я его что, съем, что ли? Хуже вам будет, что я тут живу? Я по-русски говорю лучше многих русских, вообще! Я и родилась в России.

– А где она, ваша Каршария?

– Не Каршария. Долина Каршарэ. Это далеко, – машет рукой Эльвира.

– На Кавказе?

– Ещё дальше. Туда, к Китаю ближе. Я там никогда не была. Мама рассказывала – там есть холодное озеро и горячее озеро. Лиственницы растут, которым по тысяче лет…

– Вот вырастешь, разбогатеешь и поедешь на родину. В долину Каршарэ.

– Конечно, поеду, – серьёзно говорит Эльвира. – Там все наши живут… Слушай, давай быстрее шевелить помидорами, а то я на последний поезд опоздаю.

Федя, Варя, Митя и Ксана на кухне. Звонок.

– Наши, – суетится Митя.

Федя задумчиво сидит с рюмкой в руке. Митя, видимо, наскоро успел что-то объяснить «нашим», и в кухню вваливаются, галдя, трое пареньков и страшненькая девица.

– Американская мамаша? – спрашивает один. – Срочно брать бабки на революцию.

– Федька, тебе запасной комплект родителей выдают? Здорово, – восклицает девица. – А у твоей мамаши подруги нету? Может, ты вообще дупло нашёл, где предков меняют?