Врата в рай - [17]

Белокурый. Согласно медкарте, шесть футов два дюйма. И я снова стала рассматривать фотографию, не понимая, что на меня нашло. Может, меня заинтриговало выражение его лица?

Обычно на фото они не улыбаются. Все смотрят прямо перед собой, словно их снимают против их желания. Иногда такие фотографии раскрывают всю уязвимость рабов, все их страхи. Ведь этих людей отправляют в неволю, они не знают, что их там ждет, думают, а вдруг это ошибка. Но он улыбался. Похоже, его это все забавляло.

Слегка вьющиеся, густые, светлые волосы, небрежно падающие на лоб, хорошо подстриженные на висках и на шее. И эти глаза — серые или, может быть, голубые — за дымчатыми стеклами больших очков. А еще улыбка.

На снимке он был в черной водолазке, руки не опущены, а сложены на груди. На редкость естественная фотография.

Я перевернула папку, чтобы на обороте найти его фото в обнаженном виде. Я откинулась и, потягивая джин, стала рассматривать фотографию.

— Взгляни на это, — сказала я.

Диана подняла голову, и я показала ей оба снимка.

— Красавец, — прошептала я, постучав по фотографии Слейтера, а потом знаком показав, что хочу еще джина со льдом.

— Да, Лиза, — ответила она, вложив в эти два коротких слова всю силу своей обиды, но, конечно, в рамках дозволенного, а затем наполнила мой стакан так, будто выполняла величайшую миссию.

Я поцеловала ее еще раз.

На фотографии, где Слейтер был снят в обнаженном виде, он уже стоял как положено, с опущенными руками, но и тут у него было такое выражение лица, словно все происходящее его слегка забавляло, хотя он и пытался это скрыть. Может быть, ему сказали, что нельзя улыбаться. И опять от фотографии прямо-таки веяло непосредственностью. Он казался таким естественным: никакого позерства, никакого вхождения в образ. Безупречное тело, тело истинного калифорнийца, с хорошо развитой мускулатурой и крепкими икрами. Тело, накаченное как раз в меру, и настоящий пляжный загар.

Эллиот Слейтер. Беркли, Калифорния. Возраст — двадцать девять лет. Прошел подготовку в Сан-Франциско под руководством Мартина Халифакса.

Я когда-то работала у Мартина Халифакса. В его доме в викторианском стиле в Сан-Франциско. И было мне тогда двадцать лет. Всего пятнадцать элегантно обставленных комнат с приглушенным освещением, но тогда для меня это была целая вселенная.

Именно Мартин Халифакс усовершенствовал солярий, где рабов во время наказания заставляли крутить педали тренажера. Только калифорниец, даже такой бледный, как Мартин, мог придумать настолько полезную для здоровья вещь.

Но Мартин Халифакс и его Дом существовали тогда, когда нашего Клуба не было и в помине, и в какой-то мере Мартин тоже приложил руку к его созданию, впрочем, так же как и я, а еще человек, финансировавший наше предприятие. Мартин сам отказался к нам присоединиться, так как не в силах был покинуть ни Сан-Франциско, ни свой Дом.

Я взялась за написанный от руки отчет Мартина. Мартин любил писать.

«Этот раб — мужчина необычайно утонченный, финансово независимый, вероятно, богатый и при всем разнообразии интересов одержим идеей стать рабом».

Разнообразие интересов… Степень доктора философии по английской литературе от Калифорнийского университета в Беркли. Моя старая добрая альма-матер. За эту степень он должен был получить «Пурпурное сердце». Ай-кью ниже, чем у Китти Кантвелл, но все равно чрезвычайно высокий. Род занятий: фотограф-фрилансер, снимающий рок-звезд, знаменитостей, а также театр военных действий по заданиям «Тайм-Лайф». Автор двух фотоальбомов: «Бейрут. Двадцать четыре часа» и «Злачные места Сан-Франциско». Владелец художественной галереи и книжного магазина в Беркли. «Интересно, какого? Я знаю их все. Но об этом почему-то ничего не сказано».

Обожает рискованные ситуации, экстрим, фанат опасных видов спорта для одиночек.

А вот это уже весьма необычно! Как, впрочем, и его лицо.

Я бросила взгляд на часы. До того как рабов приведут в зал, оставалось еще сорок пять минут, а я уже выбрала двоих. Или Китти Кантвелл, или Эллиот Слейтер. Оставалось только поближе взглянуть на Эллиота Слейтера, чтобы понять, что я не переживу, если мне не предоставят приоритетного права выбора.

Но у меня-то как раз и было такое право. Тогда откуда это беспокойство? Внезапное чувство, что я могу упустить что-то ужасно важное. К черту! Я уже не на борту самолета. Отпуск закончился. Я у себя дома.

Я отложила в сторону остальные папки и принялась изучать личное дело Слейтера. «Раб сам попросил заняться его подготовкой седьмого августа прошлого года». (Всего девять месяцев тому назад. Это просто феноменально, что он уже здесь. Но Мартин знает, что делает.)

«Настроен решительно. Желает пройти наши наиболее интенсивные курсы подготовки. При этом отказывается от любых контактов с хозяином вне стен заведения, несмотря на многочисленные предложения, поступающие практически после каждого группового мероприятия с использованием данного раба.

Чрезвычайно выносливый и сильный. Для достижения требуемого эффекта нуждается в самых суровых наказаниях. Однако его на удивление легко унизить при самых различных обстоятельствах, и тогда он впадает в панику… Для этого раба характерно легкое упрямство, которое трудно преодолеть, за исключением…»