Врата рая - [134]

Я ничего не сказал ему о нас, о том, что ты была у меня вчера вечером. Он также не знает, что тебе известно о моем существовании. Я не мог добавить и это к его неприятностям в данное время. Вероятно, В будущем наступит Время, когда ты сочтешь, что ему следует знать все. Я оставляю это на твое усмотрение.

Ты, наверное, удивляешься, почему я считаю необходимым уехать так быстро после смерти Джиллиан?

Моя дорогая Хевен, как бы трудно это ни было для тебя понять, но я чувствую себя в какой-то степени виноватым. Правда заключается в том, что мне доставляло удовольствие мучить ее своим присутствием. Как я говорил тебе, она видела меня несколько раз, и я знал, что каждый раз это приводило ее в шоковое состояние. Я мог бы сказать ей правду, что я не умер, что я — не призрак, но я предпочел, чтобы она продолжала считать, что видит духа. Я хотел, чтобы она испытала какие-то муки вины, хотя она не была виновной в том, что ты была рождена дочерью Тони, но я всегда был зол на нее за то, что она сказала мне это, что она открыла эту ужасную правду о родстве между тобой и мной. Она всегда была очень ревнивым человеком, злившимся на ту привязанность, которую Тони испытывал ко мне, даже когда я был еще маленьким мальчиком.

Сейчас я чувствую себя страшно виноватым за все это. У меня не было никакого права наказывать ее. Мне надо было понимать, что это лишь причинит боль Тони и даже тебе. Кажется, я приношу печаль и горе всем окружающим меня. Конечно, Тони не считает, что это так. Он не хотел, чтобы я уезжал, но в конце концов я убедил его, что это — самое лучшее.

Пожалуйста, будь около него в этот тяжелый час и утешь его, как только можешь. Ты поступишь так за нас обоих.

Я понимаю, что ты и я никогда больше не увидим друг друга и никогда не будем так близки друг другу, как были прошлой ночью. Но память о тебе так сильно врезалась в мое сердце, что ты Всегда будешь со мной, куда бы я ни поехал.

Прощай навек,

Трой».

Потрясенная, я села.

— Мама, знала ли ты, что ты передавала мне, когда вручала этот коттедж, это свидетельство твоей любви? — прошептала я.

Несправедливость, печаль и трагедия всего этого обрушились на меня, как порыв холодного ветра. Как ужасно история повторяла себя! То, что я чувствовала сердцем, оказалось правдой. Мама и Трой были любовниками, но их любовь была, как это написал Трой в начале своего письма, запретной. Она была такой же запретной, как и любовь между Люком и мной, потому что Трой был братом Тони, был, таким образом, дядей моей матери. Родство по крови делало их любовь друг к другу нечистой, как и нашу с Люком любовь.

Итак, моя мать всегда знала, что Трой был жив, но она не могла никогда ни поговорить с ним, ни написать ему, ни пойти снова к нему. Теперь я понимала, почему Трой Таттертон так посмотрел на меня, когда увидел меня в первый раз. Вне сомнения, я пробудила в нем воспоминания, особенно с волосами, покрашенными в цвет, который был тогда у моей матери.

Многое из того, что было написано в письме, имело смысл для меня только потому, что я побывала в Фарти. Я понимала упоминания о сумасшествии Джиллиан, о том, что духи бродят по большому дому, о мучениях Тони, а также причину, по которой Трой захотел остаться невидимым для окружавших его людей. Но чего я не понимала или не знала до этого момента, конечно, — это причина, почему мама испытывала муки. Из того, что написал Трой в письме, вытекало, что она любила его так же сильно, как он любил ее.

Я подумала, что она прекрасно поняла бы, что происходит сейчас между Люком и мной. Мне теперь было также понятно, почему у нее возникало беспокойство от того, что он и я так много времени проводили вместе. Она предвидела все это, потому что такое же произошло и с ней.

— О мама, — прошептала я, — как бы я хотела, чтобы мы могли поговорить друг с другом хотя бы еще только один раз. Как нужны мне сейчас твои советы и твоя мудрость! Я поняла бы, как тяжело было тебе пережить все это, и я руководствовалась бы твоими словами.

Я не осознавала того, что плачу, пока слеза не упала на письмо. Многое из того, что Трой написал здесь маме, мог бы написать мне Люк. Действительно, когда я читала письмо, мне слышался голос Люка.

Я сложила письмо, подняла крышу коттеджа и положила его обратно туда. Где оно находилось все эти годы. Оно принадлежало коттеджу, было частью его. Игравшая музыка разрывала мое сердце, как, несомненно, было и с мамой всякий раз, когда она сидела в одиночестве и слушала ее, а перед глазами возникало лицо Троя, говорившего ей прощальные слова. И так было много, много раз.

Возможно, это имело немалое значение при принятии мамой решения никогда не возвращаться в Фарти, а не только ее гнев на Тони. Воспоминания о потерянной любви были слишком болезненны. И всякий раз, когда Люк и я говорили о лабиринте и фантазировали о Фарти… мы, не сознавая этого, делали ей больно. Мама, прости нас! Наши придуманные истории, должно быть, заставляли ее приходить к этому маленькому игрушечному коттеджу, чтобы снова оплакать потерянную навсегда любовь.

Мои печальные размышления прервал стук в дверь. Я ответила, и в комнату вошла миссис Эвери. Она была необычно возбуждена и взволнованна.