Врата небес - [43]

И девочке снова захотелось разбежаться — чтобы с головой уйти в эти спокойные темные воды, никогда не знавшие боли, отвращения и стыда.

Она стояла, прижав руки к лицу, и плакала.

18

Кажется, она простояла так довольно долго, забыв обо всем, кроме всепоглощающего горя, слишком рано рванувшего ее сердце. Ей вспоминалось то, что она отчаянно хотела бы забыть. И слезы все текли и текли… даже надоели.

Элейни очнулась от осторожного, но сильного прикосновения, и вздрогнув, обернулась, — чтобы посмотреть в удивленное лицо воина, нашедшего ее раньше других.

Несколько мгновений они разглядывали друг друга, затем девочка сжалась, попыталась отвернуться, скрывая слезы.

— Ну, ну, — утешительно заметил он, неожиданно заворачивая ее в большой теплый плащ, подбитый серым мехом. — Ничего страшного здесь в округе нет, это я уже проверил.

— Угу, — сказала Элейни, кивая и вытирая слезы, ощущая непривычную, но очень приятную тяжесть огромного плаща. — Спасибо.

Он неожиданно и без предисловий поднял ее на руки и понес, словно хрупкий цветок, прочь от обрыва, по пологому склону, спускаясь к самому берегу реки, в двадцати шагах от которого уже разгорался разожженный манханой костер.

Все трое спутников поневоле были уже здесь: и чем-то очень довольная жрица Етима, и сам деловитый, не очень молодой манхан, и мрачноватый, но спокойный Венал.

— Привет! — обратился он к ней, не вставая. — Ты чего это?

— Не приставай к бедной девочке, Венал, — немного напыщенно попросила жрица с оттенком искусственной грусти в голосе. — Она не в себе.

— Как это? — тут же спросила Элейни, которая в коконе из плаща и горячих рук несущего ее воина пробудилась от дурманящих чувств и слез, и поняла, что очень хотела есть.

Воин не торопился ставить ее на землю, рассматривая нежное лицо, а потому сердобольная жрица бросила полунаставительно:

— Иди ко мне, детка, я посмотрю, все ли с тобой в порядке.

Идти к ней Элейни совершенно не желала, но портить отношения с той, что способна срастить смертельную рану одним прикосновением осененной высшей благодатью руки, было не просто глупо, но еще и не очень хорошо: отказать значило обидеть искреннее стремление помочь. Жрицы Етима просто обязаны проявлять заботу о ближних — иначе, если сердце их будет закрыто или обращено главным образом на себя, связь с Милосердным (он был, как и все нормальные Боги, весьма строг) станет непрочной, и жрица может лишиться дарованных свыше сил. Так что Элейни отлично знала: теперь, путешествуя со жрицей Етима в компании, нужно привыкать к подобным осмотрам каждого из спутников по меньшей мере раз в неделю.

Они, эти жрицы, обычно здорово разбирались во всяких хворях.

Воин поставил девочку наземь, сняв с нее громоздкий и тяжелый плащ, и она послушно перешла на другую сторону от уже разгоревшегося костра.

— Ну-ну, маленькая, не бойся, — сочувственно сказала жрица, заметив, как руки Элейни чуть-чуть дрожат от нерешительности: она совершенно не хотела раздеваться при посторонних мужчинах, а лечебный осмотр, как гласил весь ее жизненный опыт, начинался именно с этого.

— Мне уже почти четырнадцать, — заметила она, очень сильно желая, чтобы впредь это послужило преградой всем тем, кто, похоже, навечно собирался окрестить ее «малышкой» или «девочкой».

— Правда? — больше для вида удивилась жрица, всматриваясь в ее лицо, затем прошептала что-то краткое и стихотворное, затуманенным взглядом осмотрела всех присутствующих, глянула в маленькое зеркальце, убрала его и удивленно замолчала, словно придя в себя. Молчание ее длилось несколько секунд, в течение которых Элейни успела заметить, с каким внимательным напряжением смотрит на жрицу карлик-манхан, — но тут Маритта громко и спокойно объявила:

— К счастью, все в порядке, и милостью Етима, все из нас здоровы.

А потом с улыбкой добавила, обращаясь к Элейни:

— То-то ты такая смелая?

— Нет, — ответила та, стараясь не пустить в голос набивающегося за щеками холодка, — просто перед тем, как я сюда попала, меня сильно… напугали… — тут она обернулась к манхану, Веналу и молчаливому воину, который продолжал рассматривать ее стройную фигурку, и, стараясь быть значительной и спокойной, спросила: — А вы ко мне приставать не будете?

Вопрос, как оказалось, был задан своевременно: Венал тут же дернул стремительно краснеющую голову вниз, воин приподнял брови и в некотором замешательстве молчал, раздумывая, как бы ответить, чтобы не к чему было придраться.

Лишь престарелый манхан, до того сноровисто нарезавший извлеченные из собственной сумки походные сыр, хлеб и вяленое мясо, иронично глянув на обоих таких разных мужчин, ухмыльнулся и пообещал:

— Из этих двоих не будет никто. Это я тебе, милая, обещаю. Ну а за себя ручаюсь по той простой причине, что слишком стар для столь милых сердцу игр. — Глаза его, умные и спокойные, не затуманились при воспоминании о былых похождениях, как это часто бывало у всех без исключения деревенских стариков и многих старушек; он был необычный, кажется, — очень умный, прямо умнющий. Элейни он тут же очень понравился.

— Итак, — сказал он, обращаясь к остальным. — У меня все готово. Герт, ты отвлекаешься и не следишь за котелком. А там уже скоро все перекипит через край.